- Я не хочу на край, ведь мне бы здесь остаться, но здесь не знала б я, кто ты, а вот теперь та боль за ложь тебе наградой, ведь мог сказать и раньше мне, я все прощу, но гибель брата ведет тебя к глухой стене…
- О чем вы госпожа? Мы всех спасем. Я часть той силы…
- Но блага все твои льют хитрый странный бред, весь этот карнавал, как в цирке звери… Но ты предупрежден, теперь я знаю, что контракт расторгнуть можно смертию твоей… А как же дальше жить… Ты тоже ж человек… И был когда-то им, и я б любить могла тебя… Так говоришь на тысячу и лет? На тысячу же разминулись мы с тобой… Как жаль. Весь мир осколками планет наполнен, только люди часто сто слез прольют в безумии своем, глядя на страх и счастье на экране, вся жизнь их станет лишь пустым стеклом. Останься здесь пока… Ты теплый. Пока лишь сон уносит врем вспять… Я вдруг жива, как я творю в тумане плеяды слов, не суждено понять.
Цетон вскоре оказался рядом с Розалиндой, без помыслов о низком и земном. Что им земные страхи, когда весь мир мирооткрылся вдруг воронкой звезд, единый мир летел вокруг во мраке и не просил ненужных праздных слов.
- Мы все едины в созерцании вокруг, о люди, вы едины каждый… Не размыкайте только своих слабых рук, пусть цепь из звезд вам станет верным другом, пусть мир чудес откроется вот-вот, мне страшно лишь одно - ни одному нет дела до слов моих в безумии моем, лед пал, я чувствую в потемках всю гамму чувств, рассечено стекло, Цетон ты спишь?
- Я лишь взираю в звезды, там, где царит величье и покой… Вы спите госпожа, для нас покой награда в краю сует, во скуке долгих дней… Для Ворона, пожалуй, даже смерть отрада, ведь лучше смерть, чем жить в стране теней.
- Мы потерялись долго, я не знала брода, сквозь жизнь, сквозь лесть и жадность, суету… Мой эгоизм взрастил во мне урода, отринул веру человек, да истину нашел не ту…
- Я верил ведь, а, может быть, не верил, я стал ничем в безумии речей, я проникал в сознание людей, я находил там жемчуг и алмазы, тащил наверх, все удлиняя нить, а Фрейд сказал, хоть то сказал не Фрейд: «хочешь вынести жизнь, готовься к смерти».
Не знаю, где сейчас, но смерть не получил, наверное, стать ворон мечтают те, кто слишком мало подарил любви вокруг… Засните, госпожа, ведь то последний день…
- А завтра снова ты чужой и будешь созерцать величие свое…
- Мне права не дает… Таков уж статус, я понял все, но все не в силах изменить, осталась только зависть, лишь искаженье фактов желчью о былом. Каменоломный век прошел, для пластика оставил, а грани жизни вдруг скруглились, человек в ажурном ровном как спектакле выступает, вот вместо бытия играет ролей сеть, не знаю, как сказать, но в вас одной есть пламя, заставить воронов гниющих вдруг сгореть.
- О чем ты говоришь, не слышу… Я не хочу заснуть, ведь то последний день…
Девушка прижалась к его плечу, казалось, что они вместе падают и падают, держась за руки, глядя вверх. Розалинда казалась безмятежной и в какой-то мере счастливой, но Цетон отвечал:
- Даже если сердце вдруг оживет и порвется, Ворон никогда не сможет нарушить контракт, даже при нечеловеческой расцветшей любви к хозяину, Ворон останется Вороном, он отравлен отчаянием. Спите, последний день так близко… Мы ведь едва знакомы…
- Ты следил за мной всю жизнь… Я чувствовала тебя… Я знаю, что ты реален, я чувствую твою реальность… Не ты ли свел меня с ума? Не ты лишь отравлял своим Вопросом неокрепший ум?
- Все, что было, то прошло, настоящее осталось… А будущее не видать…
- Я боюсь думать о будущем. Я вижу в будущем смерть. Она приходит и забирает всех по одному.
- Смерть в жизни только миг, а для кого-то просто продолжение нежизни.
” А я этого не понимал и не хотел понять…”
Звезды падали внутрь неба, согнутого коромыслом, кони мчались по зимней дороге, где-то снег взрывался лучами, по ночам становилось светлей. Нападал снег, и стоило заснуть. Впервые за сто лет и Ворон вдруг отправился вослед за ней в страну бездонных берегов, и снился долгий сумрак, вскоре свет, и сон был на двоих, а будущего нет.
========== Часть 15 ==========
Фиолетовое небо, исполненное булочной гравюрой снега, казалось терпким и зернистым, а за ним летели крылья ушедшего полета птиц. День прошел, настал иной, как уходит все и настает оно же вновь.
Они ушли рано, на рассвете через два дня пребывания в новом обреченно чужом доме со стертыми воспоминаниями. Мама не успела проводить, да и Розалинда не знала, что ей сказать, женщина уже ничему не удивлялась, воспоминания ее о Вороне таяли и таяли, что вселяло полуоткрытую надежду на обретение незаметного покоя.