– Послушай меня… – Даг остановился возле нее, и Арнэйд повернулась к нему, держа на весу перепачканные липким ржаным тестом руки. – Я подумал… не обижена ли ты на меня?
– Обижена? – Арнэйд удивилась. – О чем ты, ати[6]?
Когда она была маленькой, родители между собою и с нею говорили по-русски, но, подрастая в тесном соседстве с мерей, она с детства знала и мерянский язык, а в последние десять лет незаметно для себя нахваталась, как и братья, слов от детей Ошалче.
– Ты давным-давно уже взрослая женщина. Ты могла бы выйти замуж лет пять назад, и это не было бы слишком рано. Когда твоя мать вышла замуж, ей было только шестнадцать, и в Альдейгье считали, что это самое время. Они там от словен переняли обычай выдавать дочерей через пару лет после того, как те начнут раз в месяц пачкать сорочки. Но мы-то здесь никуда не спешим… К тому же столько детей, ты так много помогаешь нам с ма… с Ошалче, и я как-то позабыл, что тебе давно пора иметь свой дом. А ты мне ничего не говорила. Но как бы ты ни была нам нужна, я не позволю из моей родной дочери сделать рабыню. Если вам не хватает Пайгалче и Укунай, я могу и сам раздобыть вам в помощь еще какую-нибудь девушку! Обойдусь без помощи Гудбранда или еще какого паттара[7], не так уж я немощен! Ну а если ты хочешь выйти за Гудбранда – или за кого-нибудь другого, – я буду рад поставить пиво для твоей свадьбы хоть завтра.
– Ох, ати! – Не прикасаясь к отцу руками в тесте, Арнэйд слегка боднула его лбом в грудь. – Ты вовсе не превратил меня в рабыню. Я рада жить с тобой… даже если мне хочется убить всю эту мелюзгу каждый день по три раза! Вон, ночью у Ерлави опять кровь носом пошла, теперь подушка грязная… Я не хочу выходить за Гудбранда. И ни за кого другого не хочу. Мне очень жаль, что вчера все так получилось и теперь они опять собираются в поход. Но я не знаю, как я могла бы этому помешать! Знаешь, как говорят: куда судьба катится, туда все и придет!
– Что до похода, то я давно этого ждал, – повторил Даг уже сказанное вчера. – Если люди рождаются с отважным сердцем, то стоит им один раз повидать мир, и дальше им всю жизнь будет скучно на своем хозяйстве… Поэтому в Северных Странах дренги так часто уходят в викинг[8], и многие больше никогда не возвращаются к своим старым родителям. Рунической палочки от этой хвори еще ни один мудрец не вырезал. Вчера мы звали на пир предков – предки Хринга и Бьярнхедина заставили моих сыновей искать славы в чужих краях…
Арнэйд вздохнула и снова занялась тестом. Если чего-то хотят предки, она против них бессильна.
Перед окончанием знаменательного пира Арнор и Гудбранд просили всех разнести весть о новом походе и пригласили желающих через три дня в гостевой дом на совет. Собралось с полсотни отроков и мужчин – русы из всех трех поселений Бьюрланда и окрестные меряне. Далеко не все горели желанием браться за оружие, многие пока хотели только послушать, какие замыслы вынашивают устроители похода и как намерены их осуществить.
Определять точно цели похода было рано – это зависело от того, сколько людей получится набрать. Арнор с Виги и кое-кто еще хотели бы добраться до земли чермису – это многочисленное племя, обитавшее на реке Валге между Мерямаа и Страной Булгар, служило главным препятствием на пути к булгарским торгам. Еще булгары прошлым летом предупреждали русов, что чермису не любят пропускать чужаков через свои земли, и в их воинственности те сами убедились по дороге.
– Если бы мы могли дойти до чермису и нанести им урон, то показали бы себя не хуже, чем сыновья Альмунда, которые пошли на хазарских вятичей на Упе! – говорил на совете Арнор, и его большие серые глаза блестели от воодушевления. Даже близкие люди редко видели его таким оживленным. – Ведь чермису тоже платят дань хазарам, хоть и собирают ее булгары. Если бы мы пошли туда, то могли бы считать, что сами отомстили хазарам за наших погибших.
– А далеко ли до тех земель? – спрашивали те, кто не был в походе.
Власть Олава конунга заканчивалась на Мерянской реке. То, что дальше на восток, было почти так же неведомо, как тот свет. Конунги Хольмгарда запрещали торговать с теми, кто не платил им дань. Расчет был прост: за куницу в год можно обрести право выменивать серебро, бронзу, хорошие ткани и железные изделия, а кто не желает, пусть ходит в лосиной шкуре. Ватаги ловцов иной раз отваживались забираться на восточный берег, но случались столкновения: тамошние люди не любили «русских», то есть тех, кто платит дань в Хольмгард. Поэтому земли за Мерянской рекой казались уходящим в бесконечность царством мрака. Отделаться от этой привычной мысли не могли даже участники похода, по опыту знавшие, что текущая на восток река ведет к Стране Булгар и Хазарии, а не прямо в ледяной Ётунхейм.