Арнор и Арнэйд оставили у двери мокрую обувь и пробрались в дальний угол, к ларю, чтобы найти сухие чулки. «Коленки совсем застыли!» – шепнула Арнэйд и, усевшись на ларь, стала растирать их; Арнор опустился на колени рядом и принялся сам растирать ей замерзшие ноги, поглядывая на людей у очага.
В эту пору в доме у Дага каждый вечер бывали гости. Они приходили уже после еды, не к столу, а чтобы послушать его рассказы. Прямой наследник изначальных северных насельников на Мерянской реке, Даг знал все предания о тех, кто обосновался здесь больше ста лет назад и заложил основы мерянской руси. Его деды устроили первое святилище, и люди из рода Дага приносили жертвы за весь Бьюрланд – Страну Бобров, как русы называли эти места.
– Жил один человек, и звали его Хринг. Однажды пошел он в лес, стал рубить дерево, а оно и упало прямо на него. Лежит он, не может освободиться. Вдруг видит – идет медведь. Ну, думает Хринг, пришла моя смерть. А медведь ему говорит: что ты дашь мне, если я тебе помогу? Возьми, говорит Хринг, что пожелаешь. Хорошо, говорит медведь, когда настанут Зимние Ночи, я приду к тебе и возьму то, что мне желательно…
Арнор и Арнэйд сели ближе к очагу, Арнэйд взялась за пряжу. Эти слова были в числе ее самых ранних воспоминаний. Лет пятнадцать назад или даже больше, когда она была такой же, как Ерлави, – одна из младших сводных сестер, что еще не научилась прясть и все лезла к Арнэйд на колени, – эти же саги рассказывал дед, Арнбьёрн. Отец тогда еще не начал седеть, его широкие плечи не горбились, и он не хромал на левую ногу. В те годы Даг был таким же стройным и полным сил, как сейчас Арнор. Брат сидел напротив, и она видела, как пламя очага отражается в его задумчивых глазах. Арнор и Арнэйд, старшие дети своих родителей и погодки, были очень схожи: продолговатое лицо с высокими скулами, из-за чего щеки кажутся слегка впалыми, большие светлые глаза, ровные брови. Только нос у Арнора был прямой, с легкой горбинкой от перелома, а у Арнэйд – курносый, материнский; зато глаза ей достались более яркого оттенка. О своем сходстве они знали от родичей, но каждый из них считал, что другой уродился куда красивее. Арнэйд находила, что брат ее очень видный мужчина; Арнор полагал, что сестра очень привлекательная девушка, особенно благодаря голубым глазам, и что ее своеобразные черты – в них отразилась славянская, варяжская и мерянская кровь, – вместе с древностью рода, благоразумием и доброжелательностью делают ее редкой драгоценностью среди женщин Силверволла.
Заметив, что Ерлави мешает сестре работать, Арнор приподнялся, протянул руки, снял малявку с колен Арнэйд и посадил к себе. Арнэйд благодарно улыбнулась ему. У нее хорошие братья – Арнор и Вигнир, те, что ей родные и уже взрослые. Дети мачехи, Ошалче, пока еще малы – старшему лишь семь лет, – и непонятно, выйдет ли из них толк.
– Было у Хринга три дочери, – рассказывал тем временем Даг. – И вот подошли Зимние Ночи, стали в доме варить пиво и готовить угощение. Однажды вечером стучит кто-то в дверь. Открывает Хринг – а за порогом стоит медведь…
Голосом и повадкой Даг так ловко выразил испуг хозяина, что младшие дети взвизгнули.
– И говорит ему медведь: помнишь, Хринг, ты летом обещал мне кое-что? Вот, я пришел за моей наградой. «Что же ты хочешь? – спрашивает Хринг. – У нас есть хлеб, и мясо, и пиво, я готов хорошо угостить тебя». «Нет, – отвечает медведь, – всего этого у меня в доме и так вдоволь, только нет хозяйки. Хочу я получить в жены одну из твоих дочерей». Испугались девушки. Две старшие дочери говорят: нет, ни за что мы не пойдем с медведем, чтобы он съел нас у себя в берлоге! И только младшая, Аста, сказала: видно, это добрый медведь, если он не съел нашего отца, а спас, я пойду за него замуж. И вот она уходит с медведем. Долго они шли через лес, и видит Аста – стоит большой хороший дом. Медведь говорит ей: подожди здесь, увидишь, что будет. Заходит он в дом, а потом оттуда выходит человек и приглашает ее войти…
Хорошо зная эту сагу, Арнэйд слушала одним ухом, не переставая прясть и наблюдая за Арни. Ему удалось укротить Ерлави и заставить сидеть смирно: видно, шепнул ей, что отдаст ее медведю, если она будет елозить и шуметь. В свои двадцать три года, рослый, сильный, с неторопливыми уверенными повадками, с глазами, отражавшими немалый жизненный опыт, Арнор выглядел совершенно зрелым мужчиной, и пятилетняя Ерлави у него на коленях могла бы сойти за его дочь. Да и будь он из мери, как раз такое дитя уже мог бы иметь – его женили бы лет шесть назад. Но русы Бьюрланда, хоть и жили среди мери уже пять-шесть поколений и часто брали в жены мерянок, сохранили свой язык и обычаи. Даг не торопил взрослых сыновей обзаводиться семьей, хотя после того знаменитого похода на Хазарское море, когда они так прославились и взяли много хорошей добычи, им легко удалось бы сосватать лучших невест – хоть из русских, хоть из мерянских родов.