-Эмир велел доставить тебя в Марсель живым, — сказал он, — разве что лишенным кой-каких частей тела — евнуху они ни к чему. Он также позволил мне немного позабавиться, перед тем как...
Он не договорил, — обманутый кажущейся растерянностью Вадомара, он подошел к нему слишком близко и пропустил тот миг, когда недоумение в синих глазах юноши сменилось слепой ненавистью. С неожиданной быстротой молодой человек сорвал с пояса Али украшенный драгоценными камнями кинжал и вонзил его в горло сарацина. В гаснувших глазах арабского полководца еще отражалась надменная усмешка, а Вадомар уже толкнул его тело на ближайшего из его подручных, полоснув по горлу второго, что опомнившись, только потянул из ножен клинок. Другой же сарацин, напуганный внезапным преображением испуганного подростка в жаждущего крови воина, кинулся бежать и Вадомар добил его ударом в спину. После этого, он склонился над телом Али, стягивая с него доспехи и сам облекаясь в них. Закончив с этим, он сбежал вниз по лестнице — и нос к носу столкнулся с одним из собственных воинов, пришедшим еще с Алемании.
— Мой герцог!- воскликнул он, — что происходит в этом проклятом городе? Все убивают всех, а мы...
— И мы будем делать то же самое, — лицо Вадомара исказила гримаса такой лютой ненависти, что воин невольно отшатнулся, — убивайте их всех — франков и сарацин. Во имя Водана, бога моих предков — сегодня я принесу ему обильную жертву!
Клокоча от непрерывно бурливших в нем ярости, ненависти и жгучего стыда, Вадомар прервался на полуслове и кинулся вперед, громко сзывая своих воинов. Спустя миг — и они ворвались в толпу, сходу включившись в жестокую битву. Несмотря на то, что Вадомар призывал убивать всех, сам он кипел желанием поквитаться именно с сарацинами за их вероломство — и очень скоро франки и алеманы объединились против общего врага. Мусульмане же, узнав о гибели своего полководца и обескураженные ударом в спину, смешали свои порядки и вскоре битва, что казалось уже близившейся к концу, закипела с новой силой. Реки крови текли по улицам города и в них отражалось зарево пожарищ, объявшее дома и церкви Женевы.
И все же арабов было намного больше — опомнившись от потрясения от гибели ибн-Хасана, они с новой силой принялись теснить противника. Казалось, что победа сарацин уже неизбежна, когда в битву вдруг вмешалась новая, еще более страшная сила.
— Крут-Крут-Крут! Слава Одину! Слава Чернобогу!
Воинственные крики неслись со стороны озера и из ночного мрака одна за другим выныривали лодки и плоты, под стягами с черным медведем. Впереди, на самой большой из лодок, стоял молодой король Тюрингии, с мечом Чернобога на поясе и злобной улыбкой на устах. Рядом же с ним, в полном воинском облачении, крутил секирой король франков Хлодомир, жаждущий поквитаться с вероломным братом.
Крут не медлил с походом на запад — и Хлодомир, в котором ненависть к Сигизмунду и надежда вернуть престол, все же пересилила неприязнь к язычникам, скрепя сердце, присоединился к нему. Именно плененный король франков, подсказал Круту эту идею — ударить по столице Бургундии, нанеся тем самым жесточайший удар по честолюбию брата. Пробравшись тайными перевалами, войско Крута вышло на северо-восточный берег Женевского озера. Забрав в окрестных деревнях все лодки, какие только там нашлись, срубив в лесах грубые, но крепкие плоты, король Тюрингии решился атаковать город с озера.
Рискованный план оправдался, когда вышедшее к Женеве войско застигло город, объятый жесточайшей резней. Крут, не долго думая над тем, кто и с кем там сражался, отдал обычный для него приказ.
— Убивайте всех — Один в Вальхалле примет своих!
Войско Крута, — тюринги, алеманы, бавары, славяне, — ворвалось в схватку, словно волчья стая в драку двух собачьих свор. Одним ударом они рассекли сражающихся, опрокинув и сомкнув их ряды, погнав вглубь города. В первых рядах сражался молодой король, окруженный отборными головорезами из своей дружины. Каждый взмах меча, закаленного в медвежьей крови, сносил чью-то голову, рассекал чью-то грудь, перерубал руку, заносившую клинок над головой Крута. Стальной клин тюрингского войска пробивался все глубже в город, сметая наспех возведенные баррикады из обломков зданий и окровавленных тел.
На одной из таких баррикад Крут и столкнулся с Вадомаром. Тот, завидев реющее над вражеской армией знамя с черным медведем, положил всех своих людей, чтобы прорваться, наконец, к королю Тюрингии. С диким криком, от которого отшатнулись даже самые ожесточившиеся рубаки, он кинулся на ненавистного врага.