— Злобная сука, — сквозь зубы произнес каган, потянув саблю из ножен, — меня предупреждали о том, с кем ты якшаешься, но я не верил. Будь ты проклята!
Королева вновь взорвалась безумным смехом, оборвавшимся лишь когда Эрнак одним ударом снес ей голову. Бросив последний взгляд на шатер, он сплюнул и вышел вон, столкнувшись на выходе с подоспевшими нукерами.
— Сжечь здесь все! — коротко бросил Эрнак.
За несколько миль от места, где развернулась трагедия, средь густых зарослей у болота, на постеленной в камышах волчьей шкуре недвижно лежала шаманка Оуюн. Глаза ее закатились так что были видны одни лишь белки, а сама она напоминала мертвую — да в каком-то смысле оно так и было. Тут лежало лишь тело шаманки — дух же ее пребывал далеко отсюда, готовя смертельный удар по ненавистной сопернице.
Рядом с ней, лежал шаманский бубен и слабо чадил затухающий костер. Возле него, подкидывая связки трав, сидела Неда. Она единственная знала о замысле своей хозяйки-наставницы — более того, она приняла в нем деятельное участие. Это Неда, по наущению Оуюн, передала весточку Круту о кознях матери, заодно подсказав ему, где он может найти защиту. Сейчас же Неда помогала Оуюн разобраться с собственной матерью.
— Если я хоть немного знаю Эрнака, то, как только он увидит Ярославу рядом с растерзанным телом своего наследника, то убьет ее на месте, — объясняла Оуюн, — и ты станешь его первой женой. И Эрнак уже точно никогда не ослушается меня — ведь только я буду править Аварией за его спиной.
Она решила явиться в шатер духом — и потому, что так удобнее призвать туда моховую бабку и для того, чтобы никто не увидел ее рядом с шатром. Неда же должна была присматривать за недвижным телом, пока дух Оуюн не вернется в него. Шаманка собиралась сделать это сразу после того, как моховая бабка возьмет свое — долго находиться рядом с ней даже духу было небезопасно.
В этом плане, однако, имелся один изъян и заключался он в том, что Оуюн переоценила преданность славянки. Пресмыкаясь перед наставницей, выполняя самые мерзкие и унизительные ее прихоти, Неда старательно училась, втайне от шаманки разведав те ее секреты, которые сама Оуюн никогда бы не раскрыла своей ученице. И сейчас она готовилась освободиться от унизительного покровительства сестры кагана. Единственное, что ее останавливало сейчас — это время: сейчас перед младшей женой кагана открывалась возможность разом избавиться и от пугающей наставницы и от ненавистной матери. И поэтому Неда терпеливо ждала знака, что с Ярославой, наконец, покончено.
Вот веки Оуюн дрогнули, губы раздвинулись, обнажая острые зубы — верный признак того, что шаманка собирается возвращаться в свое тело. В тот же миг Неда ухватила покрытый причудливыми узорами костяной нож, — сестра кагана не позволяла держать никакого железа рядом с местом обряда, — и перерезала горло шаманки. Тело Оуюн дернулось, лицо исказилось одновременно ужасом и дикой злобой, но Неда уже спихнула корчившееся в предсмертных судорогах и булькающее кровью из перерезанного горла, тело в болото. Над гнилой водой взбух и лопнул огромный пузырь, разлетевшийся тучей гнуса, в уши ударило оглушительное лягушачье кваканье. Неда криво усмехнулась.
— Великая Жаба приняла тебя, — издевательски сказала она, — надеюсь, у нее ты встретишься с матушкой. Ну, а мне пора к мужу.
Цена империи
Молот с оглушительным звоном опускался на наковальню, придавая железной заготовке форму большого меча. Кузнец, — низкорослый коренастый мужчина, с густой рыжей бородой и такими же рыжими кустистыми бровями, — ухватил клещами меч и вогнал его в горло черному козлу лежащему на полу со связанными ногами. Шипение раскаленной стали, охлажденной в потоке крови, смешивалось с хрипами и мычанием несчастного животного. Кузнец , вынув меч, с поклоном протянул его Редвальду, что стоял у входа, внимательно наблюдая за происходящим.
— Спасибо, Фундин, — кивнул сакс, — дальше я сам. Я уже знаю, что закалит этот клинок сильнее, чем козлиная кровь.
Уже к вечеру того же дня конь Редвальда въехал под сень исполинских деревьев — словно под свод необъятного храма, возведенного из черно-зеленого мрамора. Могучие дубы и кряжистые вязы сплетали над ним свои ветви, оберегая лесной полумрак от солнечных лучей. Шелест листьев и негромкое журчание ручейков были единственными звуками здесь — ни щебета птиц, ни шуршания мелких зверьков в кустах и кронах деревьев. Казалось, весь Велд, — великий лес Суссекса, — недобро следил за вторгшимся в его владения чужаком, выжидая лишь удобного мига, чтобы кинуться на него одним великанским хищником.