— Я не сомневался, что ты все поймешь, — герцог перехватил кувшин и сам сделал большой глоток, — а о себе не беспокойся: хотя я и отбуду вместе с дочерью и внуком, но здесь останутся алеманы, под командованием моего сына Родериха. А я постараюсь вернуться как можно скорее — уже с войском франков.
— Поскорее бы, — сказал Атаульф, — с этим двоевластием давно пора кончать.
— Так и будет! — Гибульд хлопнул зятя по плечу и вышел из покоев. В тот же миг раздался рык рогов — и, выглянув в окно, Атаульф увидел, как во двор въезжает с пару десятков всадников. Диковатые одежды из звериных шкур почти не скрывали доспехов, с пояса каждого воина свисал меч или боевой топор. Впереди, на свирепом черном коне, ехал молодой человек в синем плаще, с вышитым на нем серебряным валькнутом. С широкого пояса из черной чешуйчатой кожи, свисал длинный меч, где на богато украшенных ножнах вытесненный золотом медведь терзал серебряного волка. Глаза короля встретились с глазами его единокровного брата и Крут, в небрежном поклоне, наклонил железный шлем, увенчанный фигуркой ворона.
У входа в пиршественный зал Атаульфа встретил Родерих. Внешне он мало напоминал отца — красивый молодой человек с карими глазами. О родстве с герцогом алеманнов говорили лишь огненно-рыжие волосы, стянутые в узел над ухом. Отороченный золотом красный плащ был наполовину расстегнут, открывая франкскую кольчугу и длинный меч на поясе. Рядом с Родерихом стояло с десяток воинов: не только алеманнов, но и бавар — последние, хоть и оставались, в основном, язычниками, обычно держали сторону западных соседей. Да и сам Родерих женился на старшей дочери герцога Тассилона, уже подарившей ему двух сыновей.
— Он уже там? — спросил Атаульф, небрежно кивнув в ответ на почтительный поклон Родериха.
— Уже, — алеманн поморщился, — что-то празднует.
Раздавшиеся из-за дверей нестройные крики и грубый хохот, подтвердили слова Родериха.
— Что же мы найдем, чем его встретить, — сказал Атаульф, — пусть твои люди тоже войдут в зал. А ты — сядешь за стол рядом со мной. И отправь кого-нибудь за моей личной охраной.
— Как скажешь, — Родерих вновь поклонился, но Атаульф, уже не глядя на него, толкнул массивные двери из мореного дуба, входя в пиршественный зал. Большую его часть занимал длинный стол, почти сплошь заставленный бронзовыми блюдами с жареным мясом, копченой рыбой и ломтями желтого сыра. Рабы, пыхтя от натуги, метали на стол все новые и новые блюда, а также кувшины с пивом, медовухой и южными винами, что с необыкновенной быстротой исчезали в глотках пирующих. За столом сидели лучшие воины Крута — не только тюринги и славяне, но и саксы, авары, даны, даже варвары далеких восточных лесов, в плащах из волчьих шкур увешанных жутковатыми украшениями — выломанными человеческими челюстями. Одновременно телохранители и ударный отряд, эти головорезы неизменно сопутствовали сыну Ярославы во всех его сражениях и грабительских набегах.
Сам Крут сидел на углу стола, слева от того места, где полагалось сидеть королю. Он остался в доспехах, сняв лишь шлем, обнажив голову — бритую, по славянскому обычаю, с одной лишь прядью темно-русых волос. При виде брата он поднял золотой кубок, доверху наполненный вином.
— Наконец-то король! — сказал он, — клянусь Тором и Яровитом, мы все уже истомились в ожидании. Мне даже на миг показалось, что ты не так уж рад меня видеть.
— Я рад тебе, брат, — сказал Атаульф, усаживаясь за стол, — хоть ты и явился без предупреждения, тебе всегда окажут достойный прием в Скитинге.
— Ну я же и говорю, — усмехнулся Крут, — показалось. Выпьем за моего брата, лучшего из королей, благословленного Воданом, Ругевитом и всеми богами предков!
Издевательски улыбнувшись, при виде мимолетной гримасы на лице брата-христианина, Крут залпом осушил свой кубок. Атаульфу ничего не оставалось, как последовать его примеру.
— А где моя матушка? — спросил Крут, — я не видел ее при дворе.
— Не знаю, — пожал плечами Атаульф, — с тех пор как умер отец, она редко появляется в Скитинге.
— Жаль, — покачал головой Крут, — я надеялся повидаться с ней. Впрочем, может, оно и к лучшему — не к чему женщины при мужском разговоре, правда, брат?
— И о чем же ты хотел поговорить, брат? — спросил Атаульф.
— Мои люди, — Крут широким жестом обвел стол, — и те, кто сидит здесь и те, кто остались во дворе, — все они вернулись со мной после удачного набега за Рейн. Удачно так получилось, что Хлодомир увяз в очередной сваре с сарацинами и увел войска на юг, оставив восточную границу почти без защиты. Само собой, мы изрядно погуляли там, взяли много добычи и пленных. Даже одного графа, — Буркхард, кажется, его звали, — наместника Хлодомира в Австразии. Так вот, представляешь, этот вшивый граф посмел врать мне в глаза, что я нарушаю какой-то там договор между тобой и Хлодомиром. Что ты, якобы обязался не нападать на франков, из уважения к своему, видите ли, единоверцу. Разумеется, его сразу же утопили в болоте, — как мы всегда казнили лжецов, — но все же, я засомневался. Ты ведь не заключал договора с нашими врагами, верно, брат? Может, ты и христианин, но ты же еще и король Тюрингии! Скажи мне, что это ложь, брат!