— Значит, вы считаете, что можно разработать вакцину?
Девушка утвердительно кивнула.
— Но это должен сделать кто-то более опытный, чем я. Вот поэтому я и хочу написать обо всем этом, Вильгельм. Может, такую работу уже проделали до меня, но я хочу убедиться.
Он перевернул страницу.
— А трое остальных умерли?
— Да. Это были ужасные смерти, — сказала Лорелея. Голос ее дрожал.
— Вы написали об этом на пятой странице. И очень трогательно, Лорелея.
— Вы считаете лишним описывать мои личные чувства?
— Не знаю. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше читал медицинские трактаты.
— Может быть, нам это лучше выбросить? Не хочу казаться непрофессионалом.
— Вы не непрофессионал, Лорелея, — успокоил ее Вильгельм. Он взял чистый лист бумаги. — Теперь нужно восстановить утраченную страницу. Вы говорите, что в Ивердон ездил отец Гастон?
Девушка кивнула и медленно заговорила, давая возможность Вильгельму не торопясь записывать.
Склоненные головы, разбросанные по кровати страницы. Она говорила, а он записывал. Он уточнял, а она разъясняла. Лорелея и Вильгельм работали целый день, пока солнце не стало отбрасывать длинные тени на неровном полу. Они даже не услышали, когда колокол пробил шесть раз. Через несколько минут вошел отец Ансельм.
— Как чувствует себя наш пациент? — спросил старый каноник.
Лорелея схватила лист бумаги и заспешила к нему.
— Вот показания о его пульсе и мои наблюдения. Он идет на поправку.
Отец Ансельм нащупал свои очки, которые висели на цепочке вокруг его шеи, и нацепил их на нос. Но он едва взглянул на ее подробный доклад. Все его внимание было обращено на бумаги, которые лежали на коленях Вильгельма.
— А это что такое у вас?
Спокойный, как клерк в бухгалтерии, Вильгельм сложил листы в стопку и убрал их под свою дощечку.
— Мадемуазель де Клерк попросила меня помочь ей.
У Лорелеи все сжалось от его слов. Отец Ансельм возражал против ее научной работы. Но прежде, чем она смогла что-либо объяснить, Вильгельм продолжил:
— Дело в том, что я хорошо знаю латынь. Я даю ей уроки.
«Ложь так легко сорвалась с его губ», — в замешательстве подумала Лорелея. А так как она не возразила, то тоже приняла участие в этом обмане.
— Очень хорошо, — проговорил отец Ансельм. — В приюте у нее не было достаточных возможностей заняться языком как следует, — с сожалением сказал он, бросая взгляд на удобное кресло у железной печки.
— Присаживайтесь, — сказала Лорелея, направляя его в теплый, затемненный уголок палаты. — Вам необходимо отдохнуть.
— Я могу остаться только на несколько минут, — запротестовал он, но вскоре уже тихо похрапывал.
Следующим посетителем был отец Эмиль.
— Ах, вот он где, — отрывисто проговорил священник, направляясь к отцу Ансельму, чтобы разбудить его. — У нас встреча с настоятелем. А как у вас сегодня дела, — месье? — спросил он, поворачиваясь к Вильгельму.
— Благодарю вас, уже лучше, — ответил он.
— Мы все очень желаем вам выздоровления, чтобы вы могли вернуться к вашим делам, месье, чем бы вы там ни занимались.
Отец Эмиль не услышал облегченного вздоха Вильгельма.
— Пойдемте, дружище, — сказал он отцу Ансельму и помог старому человеку подняться.
После их ухода Лорелея произнесла:
— Кажется, вам теперь нужно немного обучить меня латыни.
— Придать лжи немного правды? Вы не любите лгать, да?
— Не люблю.
— А я, кажется, в этом преуспел.
— О да.
Они работали, пока собаки не подняли лай перед вечерней кормежкой.
С удивлением заметив, что время пронеслось так быстро, Лорелея посмотрела на Вильгельма:
— Вы, должно быть, устали. Благодарю вас за помощь, а сейчас я должна идти. Сегодня за ужином отец Гастон читает лекцию, я обещала присутствовать на ней. Вам придется побыть одному.
— У меня есть чем заняться, — сказал Вильгельм и указал на бумаги.
Она импульсивно взяла его за руку:
— Вильгельм, огромное вам спасибо.
Он ответил легким пожатием на ее жест. Рука мужчины была крепкая и большая. Он казался немного смущенным.
— Не стоит благодарить меня, Лорелея.
Подложив дров в печку, Лорелея вышла на улицу. Краем глаза она заметила какую-то тень, метнувшуюся за угол здания. По спине пробежали мурашки. Девушка попыталась отогнать от себя чувство страха. Еще ни разу за ее двадцать лет у Лорелеи не было причин остерегаться какой-либо опасности. Она подавила в себе страх и решила выяснить, кто бы это мог быть.