Крики ликования оглушили ее. Там, вдали, все было светло как днем. Языки пламени жадно лизали ночное небо.
— Они взорвали склад боеприпасов! — закричал какой-то человек.
— Снова Республика победила!
Солдаты обнимали друг друга, отплясывая сумасшедшую джигу. Барри прижался к Лорелее и в испуге поскуливал. Бонапарт смотрел в полевой бинокль на взорванную крепость. Грохот взрыва смешался с ревом бушующего пламени.
Бонапарт опустил бинокль и повернулся к своему заместителю:
— Теперь Пьемонт должен быть нашим.
Его глубоко посаженные черные глаза светились торжеством в преддверии грядущих побед.
— Теперь мы ждем известий, — тихо сказал Ларри, обращаясь к девушке. Он наклонился и погладил пса по голове. Лорелея судорожно вздохнула:
— Да.
— Раненых почти нет. Нам лучше вернуться в госпиталь, — он дал указания санитарам и повел Лорелею к зданию, в котором располагался госпиталь.
Страх за судьбу Дэниела железными тисками сжал грудь Лорелеи, стесняя дыхание, но она продолжала ухаживать за ранеными, чтобы не позволить своему горю выплеснуться наружу.
Санитар освещал им дорогу, пока Лорелея с доктором Ларри пробирались по темным палатам госпиталя. В ночной тишине отчетливо слышались стоны раненых. Их страдания разрывали сердце девушки. Полевой госпиталь разительно отличался от лазарета в приюте, нуждающихся в помощи было очень много, и Лорелея невольно испугалась, что не сможет помочь всем.
Девушка попыталась выбросить из головы все тревоги за Дэниела. Она внимательно следила за руками хирурга, которые ловко вынимали осколки снарядов из ран. Чтобы забыться в работе, она перевязывала раненых стерильными бинтами, выполняя требования доктора Ларри; записывала в личные карты сведения о состоянии здоровья пациентов. Санитары с трудом внесли носилки, которые провисали под тяжестью тучного тела. Лорелея бросилась к раненому. Из его легких со свистом вырывался воздух. От удушья лицо солдата стало багровым. Поджав губы, Ларри расстегнул ему рубашку и прижал ухо к массивной груди.
— Ей-богу, дружище, у тебя хорошая изоляция, — сказал он. — Я ничего не могу услышать. Лорелея нахмурилась:
— У вас разве нет слуховой трубки, доктор? Ларри посмотрел на нее с недоумением:
— Слуховой трубки?
— Для выслушивания. Ею очень удобно прослушивать легкие и сердце.
Повернувшись, она порылась в своем рюкзаке и извлекла оттуда полую деревянную трубку.
— Мне это незнакомо, — произнес Ларри.
— Но это же так просто, — Лорелея склонилась к груди мужчины.
Его громадная рука оттолкнула девушку.
— Уберите ее от меня. Она какая-то ведьма.
Лорелея рассердилась:
— Я просто хотела показать доктору Ларри…
— Я скорее умру, чем позволю женщине лечить меня.
Лорелея посмотрела на врача в поисках поддержки. Ларри невозмутимо стоял рядом, предоставляя возможность девушке самой справляться со строптивым пациентом. Пусть привыкает.
Нахмурившись, Лорелея повернулась к больному:
— Мы будем лучше знать, как и чем вас лечить, если сможем прослушать ваши легкие и сердце.
— Это неправильно, — пытался возразить солдат, но захрипел и закашлялся.
— Месье, вы прогоняли свою мать, когда она ухаживала за вами в детстве?
Мужчина недоверчиво посмотрел на девушку и покорился.
Лорелея обнаружила застой в правом легком и предложила проверить доктору Ларри. Он прослушал больного, назначил лечение и поклялся завести свою собственную слуховую трубку.
Через час Ларри устало покачал головой:
— За исключением больного чумой, не думаю, что кто-нибудь еще умрет этой ночью. Выйдем на улицу, Лорелея.
Он присел на одного из каменных львов, стоявших у входа в лазарет. Постукивая слуховой трубкой о запястье, сказал:
— Отличный инструмент. Где вы его взяли?
— Мне вырезал ее отец Дроз. Сначала я пользовалась скрученной в рулон плотной бумагой, но слуховая трубка гораздо лучше.
Ларри с интересом взглянул на девушку. Она сидела, повернув голову в сторону дороги, ведущей в форт, не обращая внимания на происходящее вокруг, потому что все мысли были заняты Дэниелом.
— Могу я оставить это себе? — спросил Ларри.
— Конечно. Это всего лишь кусок искусно выструганного дерева. Я закажу себе другую.
Из темноты раздались выстрелы.
— Снайперы!
Лагерь пришел в движение. Мужчины схватились за оружие. Звучали четкие приказы Бонапарта. Офицеры организовали людей на поиски притаившегося врага.
— Наверное, сбежавшие из форта, — заметил Ларри. — Они решили отомстить. А у нас вновь появятся раненые. Пойдем внутрь, Лорелея. Черный флаг защищает госпиталь от нападения.
Девушка остановилась на пороге и прислушалась к грохоту взрывов. Она все еще никак не могла привыкнуть и смириться с гибелью стольких людей.
— Раненые! — закричал кто-то.
Из леса, шатаясь, вышел человек, который держал на руках обмякшее тело, и направился к госпиталю. Не обращая внимания на предостережения врача, Лорелея бросилась навстречу. Она узнала перепачканного грязью Шарона. Он выносил с поля боя Мишеля Тоусента.
— Где Дэниел? — спросила она.
К ним подбежали двое санитаров. — Не знаю, — ответил мужчина, осторожно опуская тело Мишеля на носилки. — Эмануэль тоже пропал. — Он кивнул головой в сторону Мишеля: — Нога едва держится. Бедняга.
Лорелея была поражена. Мишель находился на грани жизни и смерти, а она думала только о Дэниеле. Ей было страшно признать, что он имел огромную власть над ее сердцем, оттесняя заботу о жизни других людей. Девушку охватила паника. Отгоняя прочь тревогу за Дэниела, Лорелея направилась в операционную.
Санитары устанавливали фонари, расставляли на столах подносы с инструментами, тазы и кувшины с водой.
— Жгут, — потребовал Ларри. — Быстро. Приподнимите чуть-чуть его ногу.
Лорелея подсунула руку под бедро. Ларри затянул резиновый шнур и закрепил концы.
— Обрежьте его брюки выше раны, — приказал врач.
Превозмогая страх, Лорелея схватила ножницы. Мишель метался в агонии.
— Тихо. Теперь ты в безопасности, — прошептала девушка. Но когда она обрезала пропитанную кровью ткань, ее охватили сомнения. Колено было раздроблено.
— Дайте ему опия, — сказала она одному из санитаров, и потянулась за полотенцем, чтобы обтереть окровавленную ногу. Санитар через бумажный рожок влил в рот Мишеля опий.
Лорелея осторожно ощупала обнаженную ниже колена ногу юноши. Она была уже холодной и безжизненной. Девушка вопросительно взглянула на Ларри. Хирург угрюмо кивнул:
— Мы не можем спасти ногу.
— Что?
Мишель открыл глаза. Внезапно придя в сознание и ужаснувшись, он скорчился на столе.
— Нам придется ампутировать тебе ногу, парень, — сказал Ларри.
Мишель яростно отбивался от санитаров. Отчаяние на его бледном юном лице разбивало сердце Лорелеи. Ей было до боли жаль его, но иного выхода не найти.
— Твоя нога или жизнь, мой друг. Выбирай, — хмуро произнес хирург.
Мишелю дали еще опия. Под действием наркотика его веки отяжелели и закрылись.
Через час, уставшая и подавленная, Лорелея вышла из госпиталя, едва не столкнувшись в дверях с Бонапартом. У нее не осталось сил даже на то, чтобы как следует разозлиться на Фоусси, который тенью следовал за нею, контролируя каждый ее шаг.
Барри, заливаясь лаем, покрутился у ног девушки и бросился вон из лагеря, постоянно оглядываясь, словно приглашая следовать за собой. Лорелею осенила догадка.
— О Боже, — прошептала она и побежала к госпиталю. — Как я не подумала об этом раньше?
Бледный и изможденный врач стоял над тазом с водой, обмывая после операции лицо и руки. Мишель лежал на столе, сквозь бинты просачивалась кровь. Вошел Бонапарт и склонился над раненым.
— Ты заслужил прощение и награду, — тихо сказал он юноше. — Проклятие, — произнес первый консул. — На пятьдесят тысяч не купишь новую ногу.