— Кто ты такая, черт возьми? — Кроу, наконец, отстраняется, а я делаю глубокий вдох. Его акцент, когда он бесится, слышится отчетливее, но по какой-то неизвестной мне причине это заставляет меня улыбаться еще шире.
— Тебе известно, кто я, — лью я медовым голоском. — Мак Уайлдер. Приятно познакомиться, мистер Кроу. На сей раз официально.
Он отходит на шаг назад и смотрит на меня, будто не совсем уверен, как со мной быть. Я заарканила его, и мне это нравится. Я пользуюсь возможностью, чтобы проделать то же самое. Сегодня он выглядит вызывающе в своей черной кожаной куртке и джинсах, сидящих низко на узкой талии. Все в нем темное, могущественное, таинственное. Его аура излучает эдакую броню, пробить которую под силу не каждому. Это почти заставляет меня чувствовать странное влечение к его опасной персоне. Почти.
Я ведь еще не окончательно свихнулась.
— У тебя ровно пять секунд, чтобы поведать мне, что, черт возьми, ты делаешь в моем клубе, — говорит он невозмутимо. — До того, как ты пожалеешь, что вообще ступила за этот порог.
Снова расплываюсь в улыбке. Не сомневаюсь, что у него при себе пушка, и еще меньше сомневаюсь, что он не будет колебаться, решая выбросить мое еще не остывшее тело на какой-нибудь городской свалке. Вообще-то, прямо сейчас он смотрит на меня так, будто обмозговывает именно этот сценарий. Но мне больше нечего терять, и я хочу увидеть, как далеко смогу загнать его. Так что же я делаю?
Нагло использую четыре из пяти отведенных секунд, чтобы занять место в одном из его красивых кожаных кресел, элегантно скрестив ноги. Моя юбка приподнимается, оголяя бедро, а его взгляд даже не отрывается от моих глаз.
Да уж. Ну, это не внушает доверия. Тем не менее, я все равно продолжаю.
— Мне нужна работа, — говорю я ему. — Я слышала, у вас есть вакансия танцовщицы.
То, что происходит дальше, чертовски меня шокирует. Он разражается натуральным смехом. Таким раскатистым, из самых недр своего естества. Для парня, который хотел убить меня две секунды назад, он переключает передачи быстрее, чем я успеваю под него подстроиться.
— Боже, дорогуша..., — у него уже слезятся глаза от смеха. — Ты вроде как милая особа. Убийственно красивая вообще-то. Но ты ведь уже в курсе, что я не собираюсь брать тебя на работу.
Скрещиваю руки на груди и кидаю на него пронзительный взгляд.
— А почему нет, черт побери? — Ох, даже не знаю. — Веселье исчезает с его лица, в то время как он наклоняется ко мне и пристально смотрит прямо в глаза. — Может, потому что я тебе не доверяю.
— И насколько ты должен доверять мне, чтобы лицезреть, как я каждый вечер трясу задницей на сцене? — вступаю с ним в спор.
— Гораздо больше, чем ты могла бы себе представить.
Мои глаза бегают по его непрошибаемому выражению лица, и маленький кусочек моей надежды разбивается вдребезги. Вот дерьмо. Он на все сто процентов серьезен. Этого парня гораздо труднее расколоть, чем я ожидала. Почему именно он увидел меня сегодня? Почему это не мог быть один из тех идиотов, что не могли перестать пялиться на мои сиськи на прошлой неделе?
— Просто позволь мне пройти пробы, — дожимаю я. — Тогда и решишь.
Уверена, что он планирует закрыть эту тему прямо сейчас, но тут нас прерывает странно знакомая мелодия, прорвавшаяся из динамиков. Она звучит чертовски пронзительно в этой части здания, и так по-ирландски.
— Что за черт? — Я закрываю уши.
— Следи за языком, — говорит он мне. — Это государственный гимн моей страны. Значит, бар закрывается.
— Эй, я тоже ирландка, — протестую я.
Он наклоняет голову набок и сверлит меня взглядом.
— Ты почти такая же ирландка, как какой-нибудь пластиковый Пэдди [1].
После этих слов я теряю контроль, встаю с кресла и упираюсь ему указательным пальцем прямо в грудь.
— Эй, приятель, следи за своим гребанным языком. Моим отцом был Джек Уайлдер, сын Джозефа Уайлдера. Две величайшие легенды в мире бокса в свое время. Я гораздо больше, чем какая-нибудь проходная ирландочка.
— Ты типа смелая крошка. — Он хватает меня за руки и пригвождает на месте. — Не так ли?
В течение нескольких секунд что-то странное мелькает в его глазах. Что-то похожее на голод, но что бы это ни было, оно сразу же исчезает. Завеса вновь опускается, а глаза тускнеют. Его ладонь скользит вниз, обхватывая мое запястье — словно демонстрирует, как легко он мог бы сломать меня. Но вместо этого, его большой палец скользит по моему пульсу. Я моргаю, когда понимаю, что он либо проверяет меня на своеобразном детекторе лжи, либо пытается увидеть, реагирую ли я на него.