Судя по ее черному платью или как она любит его называть — «второй коже», и красным туфлям на высоком каблуке, совершенно очевидно, куда она намылилась. По шкале от одного до десяти Скарлетт выглядит на все пятнадцать. Что тут скажешь ‒ красотка каких еще поискать. Но проблема в том, что она об этом даже и не подозревает.
Ее темные волосы, как всегда, идеально уложены, карие глаза подведены карандашом, а маленький блестящий клатчик, наверняка, забит презервативами.
Скарлетт ‒ девушка по вызову и еще одна моя подруга, которую я подобрала на улице. Так случилось, что однажды именно в ее темный переулок двое парней пихнули нас с Таль. В то время мне было тринадцать, я была сильной не по годам, но, видимо, недостаточно для того, чтобы одолеть двух парней одновременно. Скарлетт была на четыре года старше и намного мудрее, и... у нее был нож. Именно она спасла меня в ту ночь, как бы больно не было это признавать.
Мы не так тесно общаемся, как с Таль, но близки насколько это вообще возможно для подобных нам. Она просто очередной ребенок, оставшийся незамеченный обществом с историей за плечами, которая растопила даже мое ледяное сердце. Если кто и знает, что движет мужчиной, так это Скарлетт.
Растягиваясь на полу, ловлю ее взгляд.
— В тот день, когда потеряю концентрацию, я умру, — говорю ей.
Так говорил мой отец, и эти слова оказались как никогда правдивы. Он потерял концентрацию в тот день, когда связался с русскими, а теперь мертв. Не хочу думать, что мне уготована такая же судьба, ведь я все еще живу на этом свете.
— Хочешь знать, что я думаю, детка? — Скарлетт скрещивает ноги и разглаживает складки на платье.
— Нет. — Вращаю головой из стороны в сторону, пока шея не начинает хрустеть. — Не хочу.
Но ее уже не остановить. Все как обычно.
— Думаю, тебе стоит отдать все свои сбережения какому-нибудь частному сыщику и сосредоточиться на том, что ты хотя бы можешь контролировать. Например, пойти в колледж, ну или сделать что-нибудь стоящее в своей жизни.
— Хм-м, — фыркаю я. — И это говоришь мне ты. Почему я могу это сделать, а ты нет, Скарлетт?
Она затихает на мгновение, ее красивое лицо искажает гримаса поражения.
— Ты не должна этого делать, — настаивает она.
— А ты не должна торговать своим телом сегодня вечером, — парирую я.
Она вздыхает и заканчивает фразу за меня.
— И все-таки мы обе это сделаем.
— Так уж вышло, Скарлетт. Мы с тобой безнадежный случай, но Талия...
Я не заканчиваю мысль. Да, в этом и нет необходимости. Мы обе знаем, что Талия была самая неадекватная из нас. У нее никогда не было шанса. Даже сейчас, когда я произношу ее имя, все внутри меня сжимается от горя.
Скарлетт, может, и видит мое состояние, но старается не делать из этого трагедии, потому что знает меня как облупленную.
— Позволь помочь тебе, — предлагает она.
Не часто мне приходится чувствовать, как разливается тепло в моем холодном, мертвом сердце. Но когда мой взгляд останавливается на миниатюрной Скарлетт, расположившейся на диване, оно оживает. Под ее непробиваемой броней из колючей проволоки заточено золотое сердце.
Она слишком хороша, чтобы общаться с такими, как я, и все же она здесь, со мной.
— Держись подальше от всего этого, прошу тебя, — говорю ей. — Ты ведь понимаешь?
Светлый огонек, зажегшийся в ее глазах за минуту до этого, меркнет, но мы обе знаем, что это ради ее же блага. Скарлетт склонна к саморазрушению. Ей порою нравится быть безрассудной.
Такой уж у нее чертовски странный способ справляться с тем, что с ней произошло. Но мне не по нраву такое ее поведение.
Я же совсем другое дело. Мы обе знаем, что это мой последний день в Южном Бостоне. Завтра я переезжаю в дешевый мотель где-то в Роксбери, чтобы начать новый этап в своей жизни, в мире, из которого вряд ли выберусь живой. Надеюсь, что не повторю судьбу Талии. Я не собираюсь еще кого-то впутывать в эту заварушку, так что мы заранее договорились, что Скар лучше будет оставаться в неведении.
Я буду ужасно по ней скучать.
Она самый близкий человек, который у меня остался на этом свете. Родственников никогда не было, а мать умерла еще до того, как я начала ходить. Рак.
Но ведь у меня был отец, разве нет?
Он был чертовой легендой.
Джек Уайлдер по прозвищу «Стальной кулак». Действующий чемпион по боксу в захудалом подпольном мире Бостона. Был таким, пока его не стало. Когда русские не смогли побить его на ринге, они решили исполосовать его тупым ножом в темном переулке.
Я думаю, отец всегда знал, что на этом свете он не жилец. Он лишь ускорил процесс, связавшись с мафией. Полагаю, ему казалось, что если я пойду по стопам Уайлдеров, то смогу бороться. У меня молоко на губах еще не обсохло, а он уже учил меня, как правильно наносить удар. Он не знал ничего другого. Этот человек ел, дышал и жил боксом. Он не раз твердил, что не силен в математике и не научит меня готовить, но может показать, как защищаться.