— Среди нас завелась гребаная крыса, — выплевывает кто-то. — Чертова лживая, вороватая, жалкая крыса!
Вот дерьмо. Кто бы это ни был, он явно раздражен.
— Мы уверены в этом? — спрашивает его кто-то. — Может, им просто повезло.
Кто-то фыркает.
— Ты что, издеваешься? Они явно спланировали все то дерьмо вплоть до мелочей. Не может быть, чтобы они не знали, что здесь, черт возьми, творится. Они шли прямиком к сейфу.
— Я склонен согласиться с этим, — говорит другой собеседник. — Всех в клубе проверили?
На этот раз раздается голос Лаклэна:
— Ага. Сотрудники не знают никаких подробностей о нападении. Это должен быть один из наших, тогда комбо сложится.
— Подождите-ка минуточку, — вставляет кто-то подобострастно. В нем я признаю голос Донована. — Как насчет твоей маленькой танцовщицы?
— Какой танцовщицы?
Возникает неловкое молчание, а поднос у меня в руках начинает дрожать от нервного напряжения. Могу лишь гадать, о чем сейчас думает Лак. Для меня это ничем хорошим не закончится.
— Я проверил ее, Донни, — отвечает ему Лаклэн убийственным тоном. — Нужно ли мне повторять это снова?
— Я хочу сказать, что девушка любит помахать кулаками, а русские смотрят на нее, точно на чертов кусок мяса. А в следующую минуту ты уже узнаешь, что она работает в клубе, а ночами согревает твою постель, неудивительно, что армяне сносят наши двери. По-моему, слишком много совпадений.
— Нужно ли напоминать вам, что армяне пытались убить ее? — говорит Лаклэн. — И будет ли она согревать мою постель, тебя это должно заботить в последнюю очередь. Она знает, что нужно держать рот на замке. Наверное, именно поэтому половина парней еще не в курсе, что это она надрала тебе задницу на боях.
Раздается низкий смех и одобрительное бормотание, а потом кто-то громогласно и резко всех обрывает.
— Достаточно.
Все в комнате замолкают, и я не сомневаюсь, кто сейчас говорит. Найл.
— Если Лаклэн говорит, что ее проверил, значит, она чиста. Он знает, что поставлено на карту.
У меня трясутся руки, готовые опуститься под тяжестью подноса. Я это и раньше знала, но услышав его слова сейчас, уверилась в этом на все сто. В голосе Найла явственно слышится угроза. То, что я делаю, вполне может подписать Лаклэну смертный приговор. То, что он верен Найлу, еще ничего не значит. В мафии, если облажаешься, значит ты мертвец. На какую-то долю секунды я подумываю о том, чтобы развернуться и подняться вверх по лестнице. Найти другой способ получить нужную мне информацию. Но затем дверь, ведущая наверх, открывается, а затем раздается звук шагов.
Вот дерьмо.
Обшариваю глазами пространство вокруг, ища спасения, но вокруг меня лишь закрытые двери. Меня загнали в угол, и у меня нет выбора.
Сделав глубокий вдох, делаю шаг внутрь комнаты, наклонив голову так низко, как можно, раздавая напитки, как если бы это было то, зачем я сюда пришла. Я не могу поднять глаза на Лаклэна, но чувствую, что он прожигает меня взглядом насквозь, пока я обхожу всех по кругу с напитками. Человек, который дышал мне в спину буквально минуту назад, входит в комнату и садится, и, похоже, он не в курсе, что именно я подслушивала за дверью.
Когда я добираюсь до Лаклэна, он цепко хватает меня за запястье, не боясь оставить синяков. Смотрю на него и больно закусываю щеку, чувствуя, что кипящая ярость в его глазах не сулит мне ничего хорошего.
— Кто это? — спрашивает его мужик, сидящий рядом с ним.
Оглядываюсь и сразу же понимаю, что это Шон МакКенна. Я не видела его в VIP-зоне, но я знаю, что он сын Найла, и следующий в очереди на трон. Почти точная копия своего отца, но далеко не так красив, как Лаклэн. Его глаза безжизненного кариего цвета, равно как и цвет его волос. В его ординарной внешности на самом деле нет ничего примечательного или чего-то чарующего. И все же мысленно он уже отымел меня, как если бы имел на это полное право.
Взглядом снова возвращаюсь к Лаку, и замечаю, что вена у него на шее бешено пульсирует. Чувствую, как моя грудь вздымается от волнения. Нет ничего, чего бы я сейчас хотела больше, чем просто взять и сбежать из комнаты, но я не могу. Словно он проверяет меня, Лаклэн отпускает мое запястье, чтобы увидеть, что я сделаю.
Я иду к Шону и ставлю ему его выпивку, чтобы он отдернул поднос и взял меня в кольцо своих рук. Все, что я хочу прямо сейчас, это заехать ему локтем в лицо. Он это заслужил. Но я должна помнить, зачем это делаю. Я должна убрать всех потенциальных подозреваемых. Играя роль, которую для себя выбрала, я начинаю неприятно хихикать и действовать, как если бы мне польстило его внимание. На самом деле не могу отделаться от брезгливости, накатывающей на меня волнами.
— Она та еще распутница, готова со всеми, — говорит Шон во всеуслышание.
Некоторые парни смеются, но когда я смотрю на Лаклэна, боль и ярость отчетливо проступают на его лице. Даже Ронан мысленно ругает меня, смотря неодобрительно, и я ненавижу себя в этот момент. Я не хочу причинять боль Лаклэну. Если это была проверка, то вынуждена признать, что я с треском провалилась. Я опозорила его перед всеми его парнями и хуже всего, перед его соперником.
Именно я должна сказать Шону отвалить, но не говорю ни слова, так как меня сковали накатившие эмоции. Необходимость поиска информации ради Талии. Страх в моей груди. Чувства, которые я испытываю к Лаклэну. Чувства, суть которых мне до сих пор не ясна.
— Отпусти ее, Шон, — приказывает Найл.
Его губы превращаются в тонкую линию, и в комнате вдруг повисает мертвая тишина, пока я стою перед всеми на трясущихся ногах. Мрачный, оценивающий взгляд Найла направлен прямо на меня.
— Это ты та, кто находится под защитой Лаклэна?
Мои глаза устремлены на Лака, но он больше не смотрит на меня. Его шея напряжена, а мышцы предплечья натягиваются, когда он сцепляет руки вместе на столе.
— Да, — только и могу пискнуть я.
— Считаешь, что ты достойна такого доброго расположения? — спрашивает Найл.
Я смотрю на него в недоумении. Он смотрит на меня, как на мусор, но разве я могу винить его за такое отношение? Я просто вела себя как чертова взбалмошная пустышка на коленях Шона. Шон может быть и его сын, но ясно, что Найл не дает ему никаких поблажек. Я проявила неуважение к Лаклэну, и позже мне дорого придется заплатить за это.
— Я не знаю.
Взглядом снова нахожу Лаклэна. Какая-то часть меня хочет, броситься ему в ноги и убедить его, что я не хотела этого делать. Что я запуталась и что ничего из всего этого не имеет никакого смысла. Во мне сейчас говорит моя лучшая, но сошедшая с ума часть.
Хорошая часть меня, которую мне пришлось задавить и держать взаперти все эти годы. Этот человек не имеет никакого отношения к моей жизни. Так бы сказал мне мой отец. Но что ему принесло то, что он был сильным?
— Тебе бы лучше подумать об этом, — говорит Найл в качестве предупреждения. — В этой комнате не место слабым звеньям. Или кому-либо еще, если на то пошло.