Я улыбаюсь, когда он неожиданно кончает, а потом моргает глазами, недоверчиво глядя на меня.
— Да ты шутишь.
— Нет, — смеюсь я. — Я сегодня утром сделала тест. На самом деле пять тестов.
— Черт, — бормочет он.
А потом он целует меня крепко и глубоко.
— Я люблю тебя, — бормочу я ему в губы.
Лак прикасается губами к моей шее, и я уже чувствую, как он набухает внутри меня, когда думает о том, чего он достиг.
— Я совершенно без ума от тебя, дорогая.
Мы оба улыбаемся друг другу, когда что-то нарушает тишину между нами. Это мой мобильный телефон.
И обычно я даже не задумываюсь дважды, чтобы ответить на него. Но все, кого я знаю, и кто может мне звонить, уже в этом здании.
Лаклэн видит выражение моего лица и протягивает мне сумку. Я обшариваю ее, выуживаю телефон и открываю его, поднося трубку к уху.
— Алло?
— Мак?
Мое сердце прыгает в горле, а на глаза наворачиваются слезы, когда я слышу голос на другом конце линии.
— Талия?
— Да, — шепчет она. — Это я.
— Ты в порядке? — спрашиваю я. — Пожалуйста, скажи мне, что ты в порядке.
— Я в порядке, — отвечает она. — Я не могу очень долго говорить.
— Что ты имеешь в виду?
— Я просто... — ее голос надламывается, но с каждым словом он становится все сильнее и решительнее. — Просто хотела, чтобы ты знала, что я в порядке. И что тебе не стоит больше беспокоиться обо мне.
— Что значит не беспокоиться о тебе? — требую у нее ответа.
— Я в безопасности, — повторяет она. — И я не собираюсь возвращаться домой.
— Талия...
— Мне нужно идти, Мак, — говорит она. — Я просто хотела поздравить тебя со свадьбой. И сказать, что я люблю тебя, и очень по тебе скучаю. Но сейчас я в порядке, и должна поблагодарить тебя за это.
У меня даже нет возможности ответить, потому что она вешает трубку, и связь обрывается. Я смотрю на Лаклэна, и мы оба говорим это одновременно.
— Алексей уже нашел ее.
КОНЕЦ... НО НЕ СОВСЕМ, ИСТОРИЯ РОНАНА ЖДЕТ ВАС
ГЛАВА 30
МАККЕНЗИ
Все мое тело как будто
налито свинцом, когда я прихожу в себя. Что-то громкое и ужасное эхом отдается в пространстве, в котором я нахожусь. Что бы это ни было, оно усиливается.
Мне требуется всего минута, чтобы понять, что это плач. Даже не плач, а болезненные всхлипы. Когда я моргаю и открываю глаза, то вижу перед собой испуганное лицо Кары. Она лежит на боку, все еще связанная, и смотрит на меня глазами, наполненными неподдельным ужасом.
Но плачет не она, так как у нее во рту кляп. И не я, насколько могу судить. Где бы мы ни находились сейчас, мой нос раздражает запах соли и ржавчины. Когда мои глаза привыкают немного к тусклому свету, оглядываюсь, понимая, что мы заперты в сраном грузовом контейнере. По крайней мере вместе с десятью другими женщинами, которые также связаны и с кляпом во рту, как и мы.
Я извиваю руки, которые полностью онемели, и не могу даже ими пошевелить. Веревка, которую они использовали, чтобы связать нас, туго сдавливает мои запястья и лодыжки. Это самое неудобное и неловкое положение, в котором мне приходилось оказываться, и я совершенно беззащитна сейчас, пока не придумаю, как ослабить путы.
Пока я кручу запястьями в разные стороны, глазами обшариваю контейнер в поисках источника шума. К всхлипам теперь добавились звуки характерного похрюкивания. И, наконец, я нахожу его — источник шума. В одном из затененных уголков металлического ящика смерти, в котором мы заточены, какой-то мужик вколачивает свой член в девушку со спущенными до лодыжек штанами, которая наполовину склонена над складным столом.
Во мне накапливается ярость, когда я понимаю, что разворачивается сейчас прямо у меня на глазах. Эта гребанная свинья трахает ее, пока она связана и абсолютно беззащитна. Между тем, его напарник просто сидит и наблюдает за всем происходящим со скучающим выражением лица.
Звук протеста вырывается из моей груди, и оба мудака смотрят в мою сторону. Они что-то быстро говорят по-армянски, пока ко мне не подходит один из охранников. Чем ближе он приближается, тем больше я понимаю свою ошибку. Я ничем не могу помочь этой девушке. Абсолютно ничего не могу сделать для нее, потому что я связана, как чертова свинья в этой грязной дыре.
Он наклоняется и вытаскивает кляп из моего рта, чтобы я могла говорить.
— Они убьют тебя, — огрызаюсь я. — Они разорвут тебя на части, конечность за конечностью.
Мужик лишь смеется в ответ, поднимая меня как тряпичную куклу. Он говорит что-то на своем непонятном наречии другому мужику, а тот только смеется. А в следующую секунду он уже тащит меня через весь контейнер, пытаясь впечатать меня лицом в стул. Я отбрыкиваюсь от него как могу с каждым шагом, но, учитывая сковывающие меня веревки, это практически невозможно. Он достаточно ослабляет веревки вокруг моих лодыжек, чтобы раздвинуть мне ноги, прежде чем развернуть меня и нагнуть через стул. Когда он начинает поднимать материал моего платья вокруг моей талии, я наступаю ему на ботинок, а затем резко, с удовлетворительным хрустом бью головой ему в нос.
Оказывается, ему не нравится такой ход событий. Он хватает меня и швыряет в стену так сильно, что я вижу звезды перед глазами, прежде чем падаю на пол. А потом его ботинок снова и снова врезается мне в живот и ребра.
— Эй! — другой мужик огрызается и дергает головой. — Не порти гребаный товар, придурок!
Когда я смотрю на нападавшего, его лицо — сплошное кровавое месиво, и он по-прежнему выглядит зверским. На мгновение я сомневаюсь, что он на самом деле собирается остановиться. Но потом его друг говорит что-то на их языке, и произнесенное им имя Арман заставляет его отступить.
Мне остается спокойно харкать кровью, пока другой заканчивает свое дрянное дело. Я вздыхаю с облегчением, когда он наконец отстает от бедной девочки. Когда ее бросают на пол, как мусор рядом со мной, ее большие зеленые глаза смотрят на меня, и внутри меня что-то надламывается. Она смотрит на меня с благодарностью, хотя я не могу понять, почему.
На вид ей не больше девятнадцати. И глядя на ее заплаканное лицо, я вижу перед собой уже не ее, а Талию.
Это то, что с ней случилось? Она попала в самую гущу какой-то мафиозной вражды? Одной этой мысли достаточно, чтобы из моих глаз тоже потекли слезы.
— Они придут за нами, — говорю я девушке.
Уверена, она понятия не имеет, о чем я говорю. Но тем не менее, мои слова, кажется, приносят ей облегчение.
— Они придут, — говорю я снова.