– А что это мы сидим здесь? Полетели на тополь, там певичка дает свой концерт.
Мы дружно снялись с клёна и полетели к тополю, где меня мои новые друзья познакомили с Юристом, Литератором и Певицей.
Еще подлетая к тополю, Филин, ухнув, крикнул Ворону:
– Эй, Юрист, ну-ка объясни мне, государство должно управлять людьми или люди государством?
Ворон чинно сидел на суку в своей длинной судейской тоге и даже не удостоил Филина взглядом.
– Вот он всегда такой, – сказал мне Филин, – привык в жизни драть нос, считая всех людьми, которых можно только судить. Как это у нас принято: «В обществе все равны, но одни более равны, чем другие». Даже здесь он не может оставить своих привычек.
Не слушая его объяснений, я глазами искал предмет своего обожания, и, когда мой взгляд остановился на пигалице с глазками-бусинками, коротким клювом и невзрачным хвостиком, я готов был расхохотаться, до чего эта невзрачная пичужка не соответствовала моему идеальному оригиналу. Но когда певунья запела своим чистым сопрано арию Виолетты из оперы Верди «Травиата», я клюв разинул от удивления.
E strano! E strano! In cuore scolpiti ho quegli accenti!
Saria per me sventura un serio amore?
Che risolvi, o turbata anima mia? Null’uomo ancor t’accendeva…
O gioia ch’io non conobbi, esser amata amando!
Странно! Странно! В израненном сердце у меня эти удары!
Неужели ко мне пришла настоящая любовь?
Что решишь, о моя смущенная душа? Еще ни один мужчина не зажигал тебя.
О радость, которую я не знала, – быть любимой, любя!
Птицы захлопали крыльями.
Браво! – воскликнул Филин.
– Бр-р-рависсимо! – прокаркал Ворон.
Певица поклонилась. Я тоже крикнул «браво» и захлопал своими крыльями, все разом повернулись в мою сторону, и я испытал некоторую неловкость от такого пристального внимания. Я сложил крылья и поклонился, как будто это мне удалось только что исполнить такую виртуозную арию.
– Вы любите оперу? – одновременно обратились ко мне Литератор и Певица.
– Обожаю! – воскликнул я.
– Тогда спойте нам что-нибудь.
Я развел крыльями, мне в жизни не приходилось пробовать свой голос на людях, тем более перед знатоками, к тому же, слушая с удовольствием оперные арии, я никогда их не заучивал. Я признался в своем бессилии.
– Это неправильно, – воскликнула Певица, – вы обязательно должны научиться петь. Все, кто собирается в этом саду, поют, вы же можете заучить какую-нибудь партию. Я ушам своим не верил.
– Вы хотите сказать, что они так же поют, как вы? – воскликнул я, кивнув в сторону птиц.
– Ну, не совсем так, – улыбнулась Певица, – каждый из них исполняет свою партию.
Кивком головы указывая на присутствующих, она пояснила, что Музыкант поет тенором, Литератор – баритоном, Филин – басом, а Ворон может петь любым голосом.
– Интересно бы послушать, – восхищенно воскликнул я.
– А что, неплохая идея! – воскликнула Певица. – Давайте сегодня устроим концерт. Пусть каждый споет по какой-либо арии из его любимой оперы.
Предложение певицы вызвало у птиц бурю восторга и энтузиазма.
Первым запел Музыкант, он исполнил арию Орфея из оперы «Орфей» Монтеверди:
Tu se’ morta,
se’ morta, mia vita
ed io respiro,
tu se’ da me partita…
Он пел очень даже неплохо для любителя, без особого напряжения, восхитительным тенором, и, когда кончил, все дружно зааплодировали.
Затем Профессор басом, а Литератор баритоном исполнили дуэт графа и Фигаро из оперы «Севильский цирюльник» Россини:
Figaro. – All’idea di quel metallo
portentoso, ognipossentte,
un vulcano la mia mente giа comincia a diventar.
Conte. – Su, vediamo di quel metallo
qualch’effetto sorprendente del vulcano della tua mente
qualche monstro singolar.
В конце этой строки они оба расхохотались. Веселое настроение сразу же передалось всем птицам. Восхищались и аплодировали себе даже сами исполнители. Наступил черед Ворона. Он одернул свою судейскую мантию, более похожую на щегольской фрак, и, коснувшись черным крылом своей груди, гордо откинул шею и запел:
QUESTA O QUELLA PER ME PARI SONO
A QUANT’ALTRE D’INTORNO MI VEDO
DEL MIO CUORE L’IMPERO NON CREDO
MEGLIO AD UNA CHE AD ALTRA BELTA.
Он пел тоже неплохо. Баллада герцога из оперы «Риголетто» Верди звучала в его устах, как у знаменитого маэстро бельканто, но меня вдруг поразил его вид. Как будто в мгновение ока мы перенеслись из консульского сада в артистический салон, и я узрел его глаза, в которых горели дьявольские огоньки, а его губы, искривленные зловещей улыбкой, тянулись к актрисе. Эти глаза походили на разгорающиеся угольки, и весь его хищный профиль был устремлен к ней, к моей возлюбленной. И я увидел ее бледное лицо и испуганный взгляд. И вдруг Ворон каркнул и запел голосом Отелло: