После этого страшного события однажды ночью я опять услышал трели соловья. Я почти уже спал. Но как только до моего уха донеслись эти дивные звуки, я тут же вскочил с постели и устремился на балкон.
Да, несомненно, это пел соловей. Это пела она, певица, с которой я успел подружиться, упустив возможность познакомиться при ее жизни. Я вспорхнул с балкона и полетел в сад, но навстречу мне оттуда вылетели Филин и Голубь. У Филина безумно сверкали огромные глаза, а у Голубя сердце колотилось так сильно, что даже мне был слышен его стук, несмотря на шелест крыльев.
– Она ожила! – воскликнул перепуганный Филин. – Она вернулась с того света.
Голубь и Филин со свистом пронеслись надо мной, спеша укрыться в своих квартирах, как будто по воздуху за ними гналась сама смерть. Я же с содроганием в сердце все же сел на ветку рябины у самой ограды консульского сада.
В глубине зелени на кусте черемухи сидела она, дорогая моему сердцу певунья. Свет от фонаря, пробиваясь сквозь листву, освещал ее грудь, а сверху на спину падал бледный свет луны. Она смеялась в полный голос, и ее смех звенел в ночи, как серебряный колокольчик с переливами.
– Ха-ха-ха, перепугались голубчики.
Я перелетел к ней на куст черемухи, сел напротив на другую ветку и поклонился.
– А вы, стало быть, меня не боитесь? – спросила она и почему-то грустно улыбнулась.
– Нисколько, – хорохорился я.– А я думал, что вы умерли.
– Так оно и есть, – печально ответила певица. – То, что вы перед собой видите, это уже не я, а моя душа, простившаяся с телом. И уже никогда я не превращусь в тот образ, который вы видели раньше.
Она вздохнула и продолжила:
– Но зато сейчас я полностью свободна от той жизни и того раздвоения, в котором мне приходилось жить последнее время. Я могу лететь, куда захочу, ничто не удерживает меня в этом мире. Сегодня я прилетела проститься с моими друзьями, а они, чудаки, перепугались.
И она опять засмеялась своим звонким смехом, похожим на серебряный колокольчик. Я потупил взгляд, склонив голову на грудь.
– Грустно все это, – тихо произнес я.
– Выше голову, друг, – бодро ответила она, – не грусти и не жалей меня, а то я заплачу. Ведь ты же знаешь, что ничто так не доводит до слез и не лишает последних сил, как жалость. Давай лучше любоваться луной и болтать о жизни. Сегодня поистине прекрасная ночь, и никакие декорации театра не сравнятся с подлинной природой.
Я оглянулся и чистосердечно признался:
– Я никогда не понимал красоту. У меня всегда была словно пелена на глазах. Все говорят: «Красиво, красиво!» А я смотрю и думаю: «Что здесь красивого? Всё как обычно».
Певица сочувственно покачала головой.
– У тебя, наверное, жестокое сердце.
– Я бы не сказал, – запротестовал я.– Иногда мне даже удается совершать добрые поступки. Нет, я не согласен с тем, что мое сердце жестокое. Может быть, немного черствое.
– Это тоже болезнь, – сказала певица, – но она излечима, как и все недуги в этом мире. Тебе нужно просто кого-нибудь полюбить.
– Но я люблю тебя, – вырвалось у меня из груди.
– Знаю, – сказала она, – но уже поздно. Ты должен оставить эту мысль. Между нами уже ничего не может быть.
Мы замолчали. Грустная луна взирала на сонный город и таинственный сад.
– А где Ворон? Почему он не прилетел проститься с тобой? – спросил я.
– Давай не будем об этом говорить, – предложила она.
Я покорно кивнул головой. Вскоре мы расстались, и я уже больше никогда ее не видел».
7
– Так кто же их всех убил? – нетерпеливо воскликнула Карусель.
– Вы еще не рассказали нам, как попали в ту комнату? – напомнила Новенькому Елизавета Вторая.
– А что там было связано с сексом? – с интересом задал свой вопрос новый слушатель, по прозвищу Астральное Тело. – Ведь меня пригласили как консультанта по этой части.
Новенький, набравшись духу, приступил к самой трудной части своего рассказа:
– Через несколько дней после моего ночного приключения в консульском саду, моя красавица привела к себе на квартиру трех парней из своего джаз-оркестра. Эта оргия была самая отвратительная из всех, что мне довелось видеть раньше. Она специально не задвигала шторы на окнах. Только позднее я понял, почему она так делала. Вначале они голыми танцевали под музыку какого-то шлягера, потом вчетвером легли на кушетку.
Новенький смущенно замолчал.
– Так что произошло дальше? – на этот раз проявила нетерпеливость уже Елизавета Вторая. – Что у них было, когда они легли на кушетку?