Улыбнулся я, что нынче у меня такой сосед.
Дум нанизывая звенья, цепенел я в размышленье,-
Каково ж тех слов значенье, что пророчил вестник бед,
Ворон грозный, вещий, тощий, неуклюжий вестник бед,
Каркнув мне: "Возврата нет!"
Так сидел я, размышляя, ничего не отвечая,
И вонзались птичьи очи в сердце резче, чем стилет.
Я догадками томился, долу головой клонился,
И злорадно свет струился на лазоревый глазет,
Но не сесть уже Леноре на лазоревый глазет!
К этому возврата нет!
Тут с кадилом благовонным, со сребристым робким звоном -
мне почудилось – ступили серафимы на паркет.
"То Господень дар от горя, пей целебный дар и вскоре
ты забудешь о Леноре – пей и приноси обет!
Позабыть о лучезарной дай мучительный обет!"
Ворон вновь: "Возврата нет!"
"Вещий или зло природы! Загнан ли ты непогодой
сатана ль тебя отправил, о проклятый параклет,
в эту Ужаса обитель? Ты в отчаянье – воитель,
ты в пустыне – искуситель, так ответь мне, сердцевед,
исцелюсь ли в Галааде? Отвечай мне, сердцевед!"
А вещун: "Возврата нет!"
"Вещий иль исчадье ада! Будет ли душе отрада,
истерзавшейся от скорби? Снимется ль с нее запрет
и дарует Всемогущий ликоваться в райской куще
с той душою присносущей, имя чье – небесный свет,
с лучезарною Ленорой, имя чье – блаженный свет?"
А вещун: "Возврата нет!"
"Это слово – знак разлуки! – я вскричал от новой муки.-
В одиночестве укрыться вечный я даю обет!
И не жди здесь до утра ты! Прочь! И не оставь пера ты
Черным символом утраты! Мчись туда, где адский свет!
Вещий лгун! Вынь клюв из сердца! Прочь туда, где адский свет!"
Но вещун: "Возврата нет!"
И сидит, сидит с тех пор он, полусонный черный ворон,
И в упор глядит он с бюста над дверями в кабинет.
Жгуче дремлют в тусклом свете очи дьявольские эти,
И недвижна на паркете тень его, как мрачный след,
И душе моей из тени, мрачной, точно вечный след,
Ввысь вовек возврата нет.
С. Андреевский 1878
(вообще первый перевод поэтического произведения Э. По на русский язык) – Вестник Европы, 1878 N3
Поэма
Когда в угрюмый час ночной,
Однажды, бледный и больной,
Над грудой книг работал я,
Ко мне, в минуту забытья,
Невнятный стук дошел извне,
Как будто кто стучал ко мне,
Тихонько в дверь мою стучал -
И я, взволнованный, сказал:
"Должно быть так, наверно, так -
То поздний путник в этот мрак
Стучится в дверь, стучит ко мне
И робко просится извне
В приют жилища моего:
То гость – и больше ничего".
То было в хмуром декабре.
Стояла стужа на дворе,
В камине уголь догорал
И, потухая, обливал
Багряным светом потолок,
И я читал… но я не мог
Увлечься мудростью страниц…
В тени опущенных ресниц
Носился образ предо мной
Подруги светлой, неземной,
Чей дух средь ангельских имен
Ленорой в небе наречен,
Но здесь, исчезнув без следа,
Утратил имя – навсегда!
А шорох шелковых завес
Меня ласкал – и в мир чудес
Я, будто сонный, улетал,
И страх, мне чуждый, проникал
В мою встревоженную грудь.
Тогда, желая чем-нибудь
Биенье сердца укротить,
Я стал рассеянно твердить:
"То поздний гость стучит ко мне
И робко просится извне,
В приют жилища моего:
То гость – и больше ничего".
От звука собственных речей
Я ощутил себя храбрей
И внятно, громко произнес:
"Кого бы случай ни принес,
Кто вы, скажите, я молю,
Просящий входа в дверь мою?
Простите мне: ваш легкий стук
Имел такой неясный звук,
Что, я клянусь, казалось мне,
Я услыхал его во сне".
Тогда, собрав остаток сил,
Я настежь дверь свою открыл:
Вокруг жилища моего
Был мрак – и больше ничего.
Застыв на месте, я впотьмах
Изведал снова тот же страх,
И средь полночной тишины
Передо мной витали сны,
Каких в обители земной
Не знал никто – никто живой!
Но все по-прежнему кругом
Молчало в сумраке ночном,
Лишь звук один я услыхал:
"Ленора!" – кто-то прошептал…
Увы! я сам то имя звал,
И эхо нелюдимых скал
В ответ шепнуло мне его,
Тот звук – и больше ничего.
Я снова в комнату вошел,
И снова стук ко мне дошел