— А что ты о нем помнишь? — поинтересовалась Уинн.
Отец Дрю нахмурил брови, вспоминая, затем улыбнулся.
— Он любил смеяться, моя дорогая. Даже тяжелая монастырская жизнь не изменила его. Нас одновременно призвали домой. С тех пор я его не видел.
— Вы редко рассказываете о себе, но, когда это случается, мне нравится вас слушать.
— В обязанности священника не входит рассказывать о себе. Кроме того, что можно поведать о Дрю ап Дэффиде? Я единственный сын младшего дядюшки твоего отца, который давно умер. Ты это знаешь.
— Мне кажется, что на самом деле вы можете рассказать о себе гораздо больше, чем говорите, — подшучивала над ним Уинн, потом вдруг серьезно спросила:
— Я правильно поступаю, принимая предложение Риза?
— Твоя бабушка и я будем беречь Дьюи, не беспокойся. Понимаю, что это твоя главная забота. Риз из Сант-Брайда, несомненно, получит жену лучше, чем заслуживает, но Гарнок ему не достанется, обещаю тебе. Потом он усмехнулся и добавил:
— А мы к тому же избавимся от Кейтлин и Дилис.
Уинн улыбнулась ему в ответ, но, посмотрев в окно, опять нахмурилась.
— Луна должна уже быть высоко, святой отец, облака такие густые, что она никак не пробьется сквозь них. Бедный Дьюи! Дай Бог, чтобы он был цел.
— Ложись спать, дитя мое, — посоветовал отец Дрю. — Ты не можешь помочь брату. Если он утром не вернется, тогда я сам поведу людей на его поиски. Мы отправимся на рассвете.
— Я глаз не сомкну! — причитала Уинн, но она так устала за день в лесу, да к тому же сказывалось напряжение последних дней, что в конце концов она решила последовать совету священника. Как обычно, Уинн обошла дом, проверив, все ли в порядке, а потом поднялась по лестнице в семейную спальню, где на цыпочках пробралась к своей кровати. Кейтлин и Дилис спали вместе, и их похрапывание раздавалось из-за полога. Уинн улыбнулась, представив себе, как бы ужаснулись сестрицы, узнав, что они храпят во сне.
Map спала на низенькой кроватке на колесиках, на день задвигавшейся под кровать бабушки. Уинн растрогалась при виде спящей девочки, щечки которой пылали здоровьем, мягкие каштановые волосы вились вокруг лица, большой пальчик был наполовину засунут в розовый ротик. Уинн отвернулась и начала раздеваться, аккуратно складывая одежду в свой сундук, и, достав на завтра другую, разложила ее на крышке сундука. Присев на кровать, она разулась, затем расплела косы и, взяв из-под подушки гребень, расчесала длинные черные волосы. Наконец со вздохом задернула полог и скользнула под одеяло. Некоторое время она лежала без сна, мысли путались в голове. Затем ей с трудом удалось сосредоточиться на молитве. Дочитав ее до конца, она погрузилась в освежающий сон. С Дьюи все будет в порядке. Первоначальный испуг прошел, интуиция подсказала ей, что брату ничего не угрожает.
Она на самом деле почувствовала, что он в безопасности. И не один.
Внезапно проснувшись, Уинн села на кровати. Почему она так подумала? Раздвинув полог, Уинн увидела, что заря начала освещать край неба. Близилось утро, она проспала несколько часов, хотя и не ощутила этого. Что ее разбудило? Она не могла вспомнить и сидела спокойно, прислушиваясь к звуку, который, безусловно, лишил ее сна, но все вокруг было тихо. Кейтлин, Дилис и бабушка храпели. В своей постельке мирно спала Map. Снизу, из зала, не раздавалось ни единого звука.
Даже птицы еще не начали свою утреннюю песню.
Ей больше не заснуть. Уинн выскользнула из постели, дрожа от холода, в одной полотняной рубашке. Она прошла к алькову, где стояли глиняная лохань и кувшин с водой. Зимой вода часто замерзала, сейчас она была просто ледяной. Налив немного воды в лохань, она умыла лицо и руки, почистила зубы кусочком грубой ткани, опустив ее предварительно в порошок, состоящий из мяты и мелко истолченной пемзы. Прополоснув рот и кусочек ткани, она открыла окно в алькове и выплеснула использованную воду. День обещает быть ясным, хотя сейчас все окутывал туман.
Вернувшись к кровати, она начала одеваться. Сначала нижнюю фиолетово-синюю тунику с длинными облегающими рукавами, которые доходили до лодыжек, затем короткую, до колен, верхнюю тунику ярко-зеленого цвета с длинными рукавами, широкие манжеты которых были расшиты золотыми нитками и заканчивались у узких запястий. Это было ее лучшее платье. Уинн подпоясала верхнюю тунику позолоченным кожаным ремнем, украшенным серебряной с позолотой пряжкой и необыкновенно красивым горным хрусталем, который придавал ей спокойный блеск. Открыв еще один сундук, она достала пару мягких кожаных туфель, сделанных как раз по ее узенькой ножке. Сегодня она удостоит Риза чести видеть ее в лучшем наряде, когда тот приедет в Гарнок за ответом.
Покопавшись поглубже в сундуке, Уинн извлекла маленькую резную шкатулку и, открыв ее, достала и надела пару сережек из горного хрусталя в виде груши. Сидя на кровати, она расчесала волосы и заплела их в косу, конец которой украсила зеленой лентой. По обычаю девушки до замужества ходили с распущенными волосами, лишь завязывая их лентой, но Уинн, когда на нее внезапно обрушилась ответственность за всю семью, стала заплетать косу, чтобы казаться старше при общении с незнакомыми людьми. Она гордилась своими густыми черными волосами, которые, когда не были заплетены в косу, окутывали ее, как ночное облако. Уинн полагала, что волосы, несомненно, были самым главным ее достоинством. Она вздохнула с облегчением, когда было покончено с неприятным обычаем отрезать девушкам волосы вскоре после первого замужества, чтобы показать ее покорность. Отрезать ее прекрасные косы? Никогда!
Она вынула из шкатулки еще одну драгоценность — золотой круглый кулон, украшенный зеленой и синей эмалью и прикрепленный к тяжелой цепи червонного золота. Рисунок был кельтский. И цепь, и кулон были привезены из Ирландии. Отец получил их взамен большой партии сыра много лет назад, когда Уинн была еще ребенком. Она восхищалась кулоном и, несмотря на то, что это была ценная вещь, отец подарил ее дочери просто потому, что она ей нравилась. «Уинн так редко хочет что-то из земных ценностей», — заметил он Маргиад. Девушка дорожила кулоном, особенно после смерти отца. Ей всегда казалось, что Оуен был с ней, когда она носила это украшение, и она чувствовала, что кулон принадлежит ей, как только она его увидела.