Так продолжалось четыре года. Я писал ей, я писал для нее, я писал целые стопки рассказов для нее — моего единственного читателя.
В моей стране произошла революция, и левое движение стремилось стать частью новой власти. Были захвачены казармы, похищено оружие, тысячи людей выходили на митинги, американские банки были сожжены, шах бежал, генералы последовали его примеру, агенты ЦРУ исчезли. Миллионы людей пришли в аэропорт, чтобы приветствовать духовного лидера аятоллу Хомейни. Для любви не оставалось места. Но я все также продолжал ездить в Исфахан.
Последний раз, когда я там был, школы были закрыты из-за забастовок. Чтобы ее увидеть, мне пришлось бы пойти к ней домой, но нельзя было просто так постучать в дверь дома только для того, чтобы увидеть дочь. Сделай я это, мне пришлось бы официально просить ее руки, а я еще был к этому не готов. Мне еще было далеко до супруга и зятя. Поэтому я вернулся в Тегеран.
Позднее, когда исламское духовенство наконец пришло к власти, а наше левое движение осталось не у дел, я вновь сел на ночной автобус. Я хорошо все взвесил. Теперь я был молодым взрослым мужчиной, а она из девочки превратилась в молодую женщину. Помимо этого, произошла исламская революция, встречаться с ней мимоходом на улице стало неприлично. Садовник, знавший о нашей тайне, отворил мне дверь и специально оставил ее приоткрытой. Он возвратился в сад. Там стояла женщина, ее лицо было скрыто под темной чадрой. Я узнал ее, но она показалась мне незнакомкой. Она действительно превратилась в молодую даму, и, похоже, стала женой другого. Она не улыбнулась мне и не побежала наверх. Ее лицо оставалось закрытым.
Она казалась памятником минувшему.
Она сделала свое дело, благодаря ей я начал писать. Теперь я должен был самостоятельно двигаться дальше.
6. Курдистан
Исфахан — магический город, а Курдистан — таинственный край. Нужно пройти по холмам, селам и дорогам Курдистана, чтобы понять, почему курды так гордятся им и своими традициями. Магия Исфахана — в сочетании искусства, архитектуры и религии. Таинственность Курдистана — в его природе, простоте жизни и открытости курдов. Не стоит туда отправляться в попытке забыть дорогого человека, потому что вороны будут постоянно напоминать тебе о нем. Об этом знал курдский поэт Баба:
Пока власть в Иране менялась, курды воспользовались нестабильной ситуацией, чтобы заявить о независимости.
В ответ революционная гвардия новой власти вошла в Курдистан, и разгорелась война между вооруженными курдами и исламским религиозным режимом.
Вернувшись в Тегеран, я взял рюкзак и тайно отправился через горы в Курдистан. Будучи журналистом подпольной газеты, я решил отправиться на передовую, чтобы больше не думать о Исфахане.
Государственным газетам было запрещено писать об этой войне. Поэтому никто не знал, что на самом деле происходит в Курдистане. Курдистан — это край с большим количеством тайн и сюрпризов. Я разговаривал с курдами и писал об их жизни, их мечтах. Я записывал песни о Курдистане, которые мужчины пели, повесив ружья на плечи. И я заходил в их дома. В деревне Бардараш я зашел в мастерскую старого кузнеца. Казалось, что, входя в эту кузницу, попадаешь в Средневековье. Там было темно. Не горело ни одной лампы. В сиянии, исходившем от полыхавшего огня, виднелись неясные контуры изделий. Гвозди, подковы и лемехи плуга. Кузнец ковал серп. Он сунул его в пламя, и оно разгорелось с новой силой. Достав серп из огня, кузнец положил его на наковальню и начал постукивать по нему молотком. Я спросил его:
— Вы работаете здесь один?
— Нет, нас двое, — ответил мужчина.
Когда он опустил серп в жар печи, пламя вновь стало ярким. Я осмотрелся, но никого не увидел. Было темно, огонь разгорался, и серп в печи раскалился добела. Каким образом разгорался огонь? Где был тот второй человек? Мое внимание привлекла дыра в стене. Мне показалось, что я слышу, как работают кузнечные мехи. Я посмотрел в дыру. Там никого не было, но я услышал вздох ребенка.
— Кто там?
Мне никто не ответил.
— Есть там кто-нибудь? — крикнул я.
Тихий девичий голосок ответил: