Созрело зелье приворотное к лету. В ведьмину ночь постучала ворожея в окно к наемнику. Долг требовать пришла. Глянула, а в его объятьях сиротка лежит в чем мать родила, нежится. Вышел наемник, в почерневшие глаза ведьмы глянул. Делай со мной, что хочешь, говорит, да только зазнобу мою не тронь. Не сотвори зла. Непраздна она.
Ведьма молча вылила зелье ему под ноги, метнулась прочь. Вернулась домой, заперлась у себя. Дни за днями проходят, ведьму не видел никто уж давно. Муж её нелюдимым стал, никого на порог не пускает, кузню забросил. Варит бульоны для своей ладушки, а та не ест. Зачахла совсем, почернела. Отпусти, просит его, горько. Он смотрит на нее изломанную, искореженную, а душа болит, как помочь не знает. Отпустил бы, да не может. Пусть потрепанная, зато своя, родная.
Лето уж на излете. Ведьма просится в лес погулять. Обрадовался муж, - полегчало, видать, провожать увязался. Не пускает его жена, гонит прочь. Колдовать буду. Незачем тебе глядеть. Вернусь я.
А ведьма в лесу руки царапает, кровью пятнает след, криком кричит, боль заговаривает хриплым голосом. Да не утихает та никак. Повсюду мерещится ей любимое лицо, свечой горит меж соснами.
Возвратилась из лесу ведьма. На краю деревни увидал ее воин. Тень стоит перед ним, не красавица-ворожея. Протянул руку, пальцами ее по щеке погладил. Что же ты наделала, говорит. Не одна ведь ты, а мужняя жена. Как же нам быть вместе, когда ты - чужая. Не хотел, говорит, для тебя беды. Да, видно поздно уже. Упала ему на грудь ведьма, рыдает горько, а он целует ее, по волосам и спине гладит. Мочи нет больше, говорит она, терпеть эту боль. Прощай, ладо. Отшатнулась, да пошла прочь, не оглянулась ни разу. А возле дома муж ее дожидается. Руки протянул к ней, а ведьма криком зашлась. Грянулась о землю, и оборотилась в ворона. Черные перья, острый клюв и черные пустые глаза - всё, что осталось от ворожеи. Взмахнула крыльями птица, тяжело взмыла в небо, да и была такова.
Думаешь, так ей и надо, ведьме проклятой? От добра добра не ищут. Да только в каждой избушке свои погремушки. Погоди судить, пока не примеришь те перья. Сердце у нее разбилось, оттого и потеряла красавица человеческий облик. Ведьмин муж не смог, а может, не захотел жить без нее. Зелий-то у жены осталось множество, в том числе и ядовитых. А что воин, спросишь?
А женился он на своей сиротке, и ребеночек родился здоровенький, ведьма и об этом позаботилась ради любимого, через бабку-соседку все нужные снадобья передала, да заговоры прочла. Ну, уж тут-то сказка со счастливым концом. Держи карман шире. Не мог наемник забыть ту, что жизнь ему спасла. Любил ведь её, потому и ушел от греха подальше. Опостылела ему сиротка, и дитём удержать его не смогла.
Минул год с той поры, как улетела ведьма вороном в небеса. В деревне перестали судачить, эка невидаль, птица-девица. Было б о чем вспоминать. Сгинула, да и ладно. Погода, опять же, чудить перестала. На рассвете, в первый день осени, уходил наемник куда глаза глядят. На дорогу шагнул, тут ему ворон в лицо бросился. Протянул он руку, перья шелковые погладил, посадил птицу к себе на плечо.
Говорят, бродит с той поры, заговоренный воин, в каждый бой бросается, жаждет смерти, а стрелы его не берут, ножи не колят, топоры не рубят. И кружит над полем боя ворон - черная птица с пустыми глазами.
Вот и сказочке конец, а кто слушал - так тебе и надо. Пафоса и трагедии многовато? А кто сказал, что любовь - прекрасный дар? Как по мне, так любовь - вовсе не дар богов, а их жестокая шутка.