Фрэнк упал на колени рядом и осмотрел дыру: коричневая кожа и розовые мышцы перемолоты в фарш. Он понятия не имел, как заряд мог попасть в нее и миновать его, пока не заметил погнутый кусок шрапнели, торчащий из раны. Фрагмент двери, пролетевший, видимо, совсем близко от него самого.
— Слушай, я должен вызвать тебе скорую, — он содрал с себя рубашку, чтобы перетянуть рану. — А пока меня не будет, прижимай это как следует.
Она безжизненно кивнула. Мать твою, да она тут умрет, подумал Фрэнк, туго заматывая кровоточащую рану своей рубашкой. Истечет кровью раньше, чем я доберусь до машины и вызову помощь.
— Я думаю, я в норме, — пробормотала она. — Не так уж больно. Думаю, я смогу идти.
— Заткнись, Линда, — он связал рукава рубашки, заканчивая перевязку. — Если не будешь сидеть неподвижно и зажимать рану, то тебе вряд ли придется куда-то идти. Тебя ангелы понесут.
Она посмотрела на него, моргнула и улыбнулась глупой улыбкой наркоманки. Потом стащила что-то со своего пальца и всунула в его окровавленную руку.
— Фрэнк, прошу тебя, скажи Джуди, что мне очень жаль, ладно? Скажи ей, что я ее по-прежнему люблю. Сделаешь это для меня?
Он уставился на простое кольцо из белого золота, пытаясь понять ее слова.
— Если что-то случится… если я не вытяну… скажи Джуди, что я просила прощения, — Линда сжала его кулак вокруг обручального кольца.
Фрэнк сделал глубокий вздох, зная, что нет времени удивляться и тешить свои страхи. Повязка уже промокла насквозь. Когда он заставил Линда положить обе руки на пятно и надавить, она чуть не отключилась. Он хлестал ее по щекам, пока не привел в себя.
— Держи руки вот так, Линда, и все будет в порядке. Ничего не случится, если будешь делать, как я велел. Поняла?
— Ага, — прозвучало очень слабо и будто издалека. — Я поняла, Фрэнк.
— Я быстро, клянусь. Только до патрульной машины и обратно, хорошо?
— Ага, — сказала она, и он оставил ее, спустился по лестнице в толпу слоняющихся перед зданием людей. Толстуха в зеленых бигуди взглянула на него и ухмыльнулась, блеснув серебряной коронкой на переднем зубе.
— Ты там хоть кого-нибудь в живых оставил, юноша? — спросила она пробирающегося сквозь толпу Фрэнка. Он не отвечал, не обращал внимания ни на кого. Пока он и Линда были наверху, снова начался дождь, он чувствовал, как холодные капли смывают грязь с его кожи. Он сжимал кольцо и шел к машине, молясь не тому Богу, в которого верил. Молясь, чтобы успеть дойти до машины, прежде чем вырвет, чтобы успеть вызвать помощь, прежде чем она умрет там одна.
И когда он дошел, с реки донесся гром, похожий на мягкое эхо ружейного выстрела, и завывания приближающихся сирен.
Линда Гетти не умерла, но едва не потеряла ногу и навсегда осталась хромой. Он навестил ее в больнице только однажды, вернуть кольцо из белого золота. Линда приняла его, словно забирала назад признание. Фрэнк знал, что примерно так и было. Она вышла в отставку еще не закончив сражаться с физиотерапией, а Фрэнк без особых усилий перевелся в отдел убийств.
Но сначала он узнал, что тем днем по меньшей мере два наряда были на дежурстве в Ибервиле, в минутах езды от них. Оба сообщили диспетчеру о проблемах с двигателем, когда их вызвали на подмогу. Тем же вечером, вернувшись в участок, Фрэнк обнаружил, что кто-то написал краской из баллончика на шкафчике Линды ЛЕСБИ. Большими красными буквами. И приклеил скотчем использованные окровавленные тампоны к дверце.
Он застыл, глядя на это, и старый страх перед разоблачением боролся в нем с не испытанным до того ни разу возмущением. Даже когда приходилось выслушивать дурацкие шутки про гомиков или смотреть в сторону, когда кто-нибудь избивал педика; все это время он подыгрывал, опасаясь навлечь на себя подозрения или издевательства.
Он смотрел на испоганенный шкафчик и видел, как жизнь вытекает из безвольно привалившейся к стене Линды Гетти, как ее синие полицейские брюки становятся черными от крови. Она не проронила ни одной гребаной слезинки, только спокойно сняла кольцо с пальца.
Скажи, что я по-прежнему люблю ее.
Кольцо все еще лежало в нагрудном кармане, и пятна на его полированном металле были так похожи на расплывчатые багровые буквы на дверце. Позже Фрэнк осознал: если каждому раз в жизни дается миг близкого и возможного искупления, то для него этот момент наступил в раздевалке. Его единственный шанс изменить ход своей жизни. Пригоршня секунд, когда все было так же ясно, так же просто, как нотка смирения, пробившаяся в голосе Линды сквозь боль и шок.