— Не заставляй меня говорить о гнусностях, детектив. Мне не нравится о них говорить. Зато есть фото. У меня было немало возможностей…
— Слушай, уебок…
— Меня зовут Лета. Джозеф Лета. Тело, которые вы нашли сегодня — моя работа.
Фрэнк отдергивает трубку от головы, словно вдруг обнаружил, что в ней притаилось нечто грязное и заразное. Держит ее подальше от лица и озирается на беспорядочное скопление столов и печатных машинок. Этот телефон не прослушивается, даже будь время отследить звонок.
Было немало возможностей, сказал этот человек.
— Вот блядство, — шепчет Фрэнк и, поколебавшись, снова подносит трубку к уху. — Что тебе надо?
— Умница. Хочешь знать правду, а, Фрэнк Грей?
— Значит, говоришь, тело в фонтан ты подбросил?
— О, я говорю значительно больше, детектив. Но не сейчас. Не по телефону.
И человек по имени Джозеф Лета называет время и адрес, которые Фрэнк торопливо царапает на старой бумажной салфетке.
— Мне незачем говорить, чтобы ты пришел один. Или чтобы никому не рассказывал о нашей маленькой беседе.
— Угу, — отвечает Фрэнк. — Ты в курсе, что ураган вот-вот нагрянет?
— Неважно. Я не могу больше ждать. Но ты не падай духом. Ты станешь героем. Разве много героев среди копов-педиков? Ты должен радоваться.
— Почему? — спрашивает Фрэнк. Крупная капля пота падает с его лба на столешницу.
— Потому что я устал. Вот и все. Много времени утекло, и я устал. Пора остановиться. Они все равно знают, кто я. Так зачем продолжать?
— Но почему я?
— Потому что ты такая умница, Фрэнк. Потому что…
Голос замирает, тишина длится столько, что сердце Фрэнка успевает стукнуть восемь раз и пропустить один удар.
— Мистер Лета? Алло?
— Молния ударила? Ты слышал? — теперь голос звучит иначе. Ликование и самодовольная уверенность сменились сдержанностью и грустным сомнением. — Когда я был ребенком, меня поразило молнией. Меня поразило…
— Не понимаю. Разве это важно? — спрашивает Фрэнк. Уоллес возвращается из коридора, глядя на него и качая головой.
— А разве нет? — откликается вопросом на вопрос Джозеф Лета, так, словно и впрямь ждет ответа. В трубке раздаются гудки, и Фрэнк опускает ее на рычаг.
— Ты не поверишь, — говорит Уоллес, усаживаясь за свой стол напротив Фрэнка. — Если яйцеголовые из бюро прогнозов правы, то нам скоро придется искать новую работу. Потому что Нового Орлеана может и не остаться после того, как Майкл с ним закончит.[23]
— Слушай, Уолли, — говорит Фрэнк, поднимаясь, хоть и не уверен, что ноги его не подведут. — Это моя сестра звонила. Мне нужно уйти. По семейным обстоятельства. Я сюда еще вернусь.
Фрэнк берет плащ с вешалки у радиатора, где он сушился с самого их возвращения из Метэйри.
— Ты никогда не рассказывал про сестру.
— Мы не слишком близки, — отвечает Фрэнк на полпути к двери.
— Не пудри мне мозги, Франклин. Ты вообще ничего не рассказываешь, если не спросить прямо…
Но Фрэнк уже в коридоре, а там другие люди в преддверии шторма, другие голоса, которые заглушают Уоллеса. По дороге к машине он вспоминает, почему имя Джозефа Лета показалось знакомым. В старших классах им задали прочесть книжку по греческой мифологии, и там были перечислены пять рек, отделявших подземное царство от мира живых. Одной из них была Лета, река забвения.
Джозеф Лета убирает салфетку, которой прикрыл микрофон для защиты от микробов и нанороботов. Он вешает трубку телефона-автомата, комкает бумагу и роняет на влажный асфальт парковки. Ветер подхватывает ее и уносит, не дав коснуться земли. Он наблюдает, как бумажка улетает прочь, в низкое беспокойное небо над крышами немногих машин, припаркованных у аптеки.
— Меня поразило, — повторяет он, размышляя, скоро ли молния ударит опять. — Меня поразило.
И это правда. Когда он был ребенком восьми лет и жил со своей семьей в Хуме.[24] Не стой под деревом во время грозы, не раз говаривал его дед. Но однажды была гроза, и он спрятался под старым дубом. Белый огонь сошел с небес, и расколол дерево надвое, и перетек по земле к нему. В него. Он все еще помнит миг, когда его наполнило пламя. Он пришел в себя позже, лежа под дождем, и кто-то стоял над ним, спрашивая снова и снова: как тебя зовут, мальчик? Ты помнишь свое имя?
Но молния оставила нечто внутри него, нечто маленькое и твердое внутри его головы, и он не мог вспомнить свое имя. Хотя другие вещи помнил. Новые вещи, которые узнал по желанию молнии. Но не свое имя. Оно стало частью платы. Еще он больше не мог носить часы, и стрелка компаса чудачила, когда он оказывался рядом. Он не стал рассказывать родителям, и заставил пообещать обнаружившего его человека не рассказывать, ведь все было в порядке, так зачем их беспокоить? Но они знали, что он изменился в тот день. Они смотрели на него иначе и разговаривали с ним иначе.
23
«Сердце Лазаря» опубликовано в 1998 г., задолго до урагана Катрина, однако в год урагана Джордж, ставшего предупредительным звонком. Имя вымышленного урагана Майкл намекает на архангела Михаила.