Она села на корточки у кромки воды, опустила горячие ладони в пронизывающий холод. И тут же ощутила на своей спине чей то взгляд. Надя медленно обернулась и заметила в зарослях одичавшую суку. Большая, с отвисшими сосцами, она неподвижно стояла, напряженно следя за каждым движением девушки. Каким-то наитием Надя почуяла, что собака готова ко всему. Девушка неспешно поднялась; сука оскалилась, не издав звука.
– Спокойно, милая. Мы с тобой одной крови, ты и я.
Тяжело брякнулись первые капли дождя, ударил гром. Собака развернулась и побежала к щенкам. Надежда со всех ног помчалась к одноклассникам, теперь уже бывшим.
Санька напился в умат. От попытки что-либо говорить он отказался: слова не проворачивались во рту, с трудом переплевывались через губу, и получалось нечто совсем невразумительное. Повторить фразу он уже был не в силах, зато смешливо удивлялся, что совсем не помнит, о чем говорил. Выглядел Жуков как разладившаяся марионетка, которую тянут за ниточки поссорившиеся между собой дети. Ноги и руки жили отдельной друга от друга жизнью. Ко всему прочему начинало вертеть землю. Она нагло срывалась с оси, вращаясь в дожде. Сашка, балансируя на одной ноге, хватал руками дождевые струи, слизывая зависшие на кончике носа капли. Как только наступало затишье в земной круговерти, он перебежками догонял Надю, вышаркивая зигзагами лужи. Надежды он из виду не терял, плелся следом, послушный только ей.
Потом он так и не вспомнил, почему вся одежда оказалась мокрой насквозь. Впечатления были отрывочными и смутными. Одна картинка не смыкалась с другой. Он тщетно напрягал свою размытую в том ливне память: говорил он с Надей или нет?
– Ты вообще что-нибудь соображал? – накинулась на него мать, отстирывая замызганные парадно-выходные брюки. – Где лазал, поганец?
Сашке было до слез стыдно. Рассеять все сомнения могла лишь Надюха…
Нежданно-негаданно она сама пришла. Заглянула по-свойски в его лабораторию.
– Я уж сам собирался к тебе. Молодец, что зашла.
Но выведать, что хотел, он так и не сумел. Помешала главврач. Вваливаясь через порог, она вскинула удивленный взгляд на посетительницу:
– А ты что здесь делаешь?
– Она – ко мне, – ответил за подругу Саня с гордостью в голосе.
По нескольким репликам Сане показалось, что дамы давно знакомы друг с другом – они поговорили о родных, вспомнили Наталью Даниловну.
– Ну, если что, заходи… – наконец попрощалась Вера Дмитриевна и пошла по своим делам.
Надюха достала пакетик и стыдливо попросила:
– Сань, проверь на гравемун, а?
Он почувствовал себя важным и нужным. Кинулся к девушке, едва не смахнув склянки с рабочего стола. Но, поняв по взгляду Надежды, что она заметила его порыв, укрылся в защитную оболочку, придав голосу насмешливый тон.
– Чью фамилию будем фиксировать? – Саня достал из стола чистый бланк.
– Да не фиксируй ты ничего, – устало, с ноткой щемящей боли, произнесла Надя.
Сашкино сердце ударилось в грудную клетку и смотрело оттуда, как заключенный перед вынесением приговора. Надя увидела это в его глазах и сползшей ухмылке.
– Мое это, Саша…
На одеревенелых ногах Жуков двинул к столу. Сел, обхватив голову руками. Ворох вопросов и предположений роился в мозгу. Он постарался успокоиться, насколько это было возможно. Так и не задав ни одного вопроса, взял ручку, зачем-то послюнявил шарик и деревянной рукой написал в графах бланка: «Жукова Н.А. 1965 г.р.». Чего ему стоило ввести препарат под лягушачью кожу, знала только сама ненавистная жаба.
Ну, и что теперь?
Санька уставился на свои растопыренные дрожащие пальцы, как будто они были виной в положительной реакции самца на Надькину беременность.
(2)
Второй пилот вошел в кабину, занял свое кресло. Командир экипажа развернулся всей тушей к бортмеханику и зловредно ухмылялся во весь рот. Механик, не отрываясь от панельной доски приборов, травил очередную страшную историю из аэрофлотовского опыта жизни. Равиль сидел спиной к Макарычу и не мог видеть, как в откровенной насмешке встопорщились усы командира. «Магарыч», как прозвали летуна отрядные острословы, облизнул палец и тряхнул рукой. Красноречивый жест показал тому, кто отсутствовал, что механик врет, как сивый мерин.
– Да где ж он там сесть мог? – продолжал раскручивать Равиля командир.
– Так, а на чем поля опрыскивают? Это ж не «Тушке» приземлиться, – ничего не подозревая, прояснил тот ситуацию.
– А, ну-ну. На «Антоне» можно. Или просто на «фанере».
– Ты что, мне не веришь? – Механик обиделся.
– Недоумеваю я. Ну, ты мне объясни, как его угораздило в сад залететь? На халяву яблок нажраться – это понятно. С медсестрой познакомиться, враз втюриться – тоже молодым был. Но как он собственным хвостом не застрелился, когда узнал, куда попал, – не вникаю. Это ж тебе не колхозный сад, а профилакторий прокаженных!
– Ну не заразился же?
– Ага. Ходил и пережидал латентный период. С тобой, гад, ручкался. Я-то думаю, чего он по частям в свой Волгоград сваливает? А это от него струпья отваливались. Теперь понял. Спасибо, Равиль, прочистил мозги деду.
– Да ладно, дед. Я же к тому, что прокаженные теперь без колокольчиков ходят.
– Вот и я к тому же: звенишь ты… без колокольчика. – Он подмигнул второму пилоту. – Боюсь, придется антисептическую профилактику провести. С тебя магарыч, Равиль. – Тот было хотел возразить, но командир как отрезал: – Все, кончай базар. Ляур пролетаем.
Бортовое радио щелкнуло, зашипело. В салоне раздался дикторский голос стюардессы:
– Уважаемые пассажиры, наш самолет подлетает к аэропорту города Душанбе…»
Люди в креслах задвигались. Александр Маркович продрал глаза, не сразу понял, где он находится и чего от него хотят. Горящее над дверью табло вызвало лютое желание перекурить. Почему когда нельзя – очень хочется?.. Захаров полез за пристяжным ремнем, долго вытягивал его из-под кресла сидящей рядом дамы.
Стриженная под мальчика тетка повернулась к нему лучшей частью своего дебелого организма. Зажатый креслом ремень выскочил, больно стукнув Шурика зацепом прямо по костяшкам пальцев. По салону, словно сбежав с подмигивающих японских открыток, расхаживала стюардесса. Захаров окончательно проснулся, поманил ее пальчиком. Пришлось потревожить тетку рядом. Мадам вжалась в кресло и терпеливо пыхтела, пока Шурик о чем-то просил девушку.
Брови на японском фарфоровом личике подскочили коромыслом, Шурик продолжал ей что-то шептать на ухо. Наконец бутончик губ раскрылся, показав в очаровательной улыбке жемчужный рядок. Она кивнула, пошла за занавеску. Шурик, шурша пакетами, ковырялся в своей сумке. Достал бордовую коробочку, вздохнул.
Вернулась стюардесса и протянула ему косметичку.
– И зеркальце, и «жамэ» там найдете. – Окатила дежурной улыбкой и скрылась за занавеской.
Мадам это удивило, но вскоре она вконец ошалела, обратив внимание на неловкие старания соседа. Он тщательно накладывал макияж на свою красную рожу.
– Не густо? – поинтересовался Шурик у мадам, одним глазом оценивая себя в зеркальце.
– Около уха разотрите, – присоветовала та и с достоинством отвернулась.
– Лолочка, спасибо, выручили, – поблагодарил стюардессу Захаров. – А это вам за оказанную любезность.
– Ну что вы, – зарделась румянцем девушка, принимая небольшую аккуратную коробочку.
Мадам приподняла зад, пытливо заглядывая внутрь. В пальчиках Лолы появилась похожая на леденец бордовая зажигалка. Крышечка открылась, колесико крутанулось, сверкнул огонек.
– «Пеликан» – это фирма. – В миндалевидных глазах отразился ровный язычок пламени. – Крем-пудру оставьте себе. – Лола махнула рукой. – У меня дома еще есть.
В руке Шурика появилась яркая тряпица. Он повернулся к соседке:
– Примите в знак… – Захаров напрягся в поисках продолжения, но соседка уже затараторила:
– Ой, да не надо. Ну прям не знаю.
Тетка развернула и ахнула: шелковый шарфик с бабочками. Предел всех мечтаний.
– Из Франции?
– Из Дамаска, мадам, из Сирии…