Если мальчикам жилось угрюмо в родительском доме, зато весело было у дяди и при дворе Елизаветы, где непрерывною вереницей тянулись праздники, пиры и маскарады. В интересной автобиографической записке графа Александра Романовича Воронцова много говорится про патриархальное веселье, царившее часто во дворце Елизаветы. Эта действительно мягкосердечная государыня собирала у себя толпы детей близких ко дворцу лиц и сама веселилась с ними. Она позволяла им бывать во дворце и в приемные дни, вместе со взрослыми, а иногда, только специально для детей, давала обеды и балы в своих внутренних апартаментах. Такая близость с самого детства к большому свету выработала в братьях Воронцовых привычку свободно держаться в обществе, сообщив им благородные и изящные манеры.
Братья Воронцовы получили дома тогдашнее “французское” воспитание, то есть, кроме сносного знания языков, усвоили себе кое-что из математики, географии и истории.
Но они очень рано и прекрасно ознакомились с французским языком и, благодаря ему, с лучшими образцами богатой французской литературы. В них рано развилась наклонность к чтению и любознательность. Может быть, эти свойства развились у братьев и под влиянием удачно взятых гувернеров. Во всяком случае учителями молодых графов были не французские лакеи и парикмахеры, часто попадавшие тогда к представителям русской знати в качестве учителей и воспитателей их молодых отпрысков. Ко всему этому нужно прибавить, что Александр Романович, великолепно усвоив французский язык, очень плохо писал по-русски, и брат Семен часто журил Александра за неправильную конструкцию речи в русских письмах.
Из всего этого видно, что братья Воронцовы не получили систематического образования. Но много ли было тогда на Руси лиц, получивших его? Для Воронцовых школою послужила сама жизнь, в которой они набрались и опыта, и знаний.
Граф Александр Романович родился 4 сентября 1741, Семен Романович – 2 июня 1744 года. Первый состоял с 14 лет прапорщиком Измайловского полка, но, как мы уже знаем, в 1758 году, семнадцати лет, был отправлен по желанию дяди Михаила Илларионовича и по воле императрицы, в Версаль, во Францию, в школу chevaux legers, где воспитывались дети знатнейших французских фамилий. Это поступление в школу совершилось в то время, когда, после долгой размолвки, Россия и Франция опять сблизились и, как нам уже известно, французский посланник Лопиталь выхлопотал у Людовика XV разрешение на принятие в помянутое учебное заведение знатного русского юноши.
Семнадцатилетний мальчик, впервые попавший за границу и посетивший многие страны, был, конечно, удивлен тамошними порядками и благоустройством. Дядя дал ему массу рекомендательных писем ко всем русским посланникам, а также к знатнейшим иностранцам. Вдумчивые, умные письма юноши и тогда уже указывали, что из него выйдет прок. Проезжая через Нарву, путешественник побывал у задержанного там фельдмаршала Апраксина. Хотя этот последний и был обязан многим Бестужеву и считался его другом, но после опалы старика канцлера, по “свойственной многим придворным и светским людям привычке”, очень дурно отзывался об опальном министре.
В Мангейме Александр Романович увидел во время обеда, как собравшееся многочисленное общество ухаживало за пожилым скромно одетым человеком. Когда граф спросил об этой личности, то узнал, к своей великой радости и удивлению, что это был Вольтер. Привыкнув еще в России к почитанию знаменитого имени, окруженного ореолом славы, молодой Воронцов пожелал познакомиться с царем остроумия. Это знакомство завязалось, и они впоследствии долго переписывались друг с другом.
Благодаря письмам и тому, что мальчик-граф был племянником могущественного русского вельможи, – а тогда Россия после недавних побед над Фридрихом пользовалась большим престижем, – Александр Романович везде встречал радушный и богатый прием. Он виделся с десятками министров, был представлен многим коронованным особам и узнал немало фавориток, в том числе и знаменитую m-me Помпадур.
Учился граф недолго – полтора года, а затем поехал в продолжительное путешествие по всей Европе, был даже в “Гишпании” и Португалии. В 1761 году этот юноша, вероятно – по понятиям своих родных – набравшийся политической опытности в поездках, был определен, при помощи всесильного дяди, поверенным в делах при Венском дворе, а затем, после Англии и Голландии, как мы знаем, в 1768 году снова вернулся в Россию. Во время своего посланничества в Англии граф Александр Романович, узнав об опале сестры Елизаветы, хотел выписать ее в Англию, но осторожный и благоразумный дядя-канцлер в интересах племянника запретил эту поездку племяннице.
Судьба младшего брата Семена была иная: принятый девятилетним мальчиком в число пажей при дворе императрицы Елизаветы, он через несколько лет состоял уже ее камер-пажом. В то время как судьба судила его брату Александру изъездить юношею пол-Европы, Семен Романович почти в те же годы совершил продолжительную поездку по России, видел много губерний, заезжал на уральские заводы своего отца, а также и дяди-канцлера. Эта продолжительная поездка могла достаточно ознакомить впечатлительного, даровитого юношу с бытовыми условиями русской жизни. Долго спустя затем, живя в Англии и сравнивая порядки этой высококультурной страны с тогдашними условиями жизни дома, он, вероятно, вспоминал с тяжелым чувством о своей неустроенной и печальной родине. Отголоском тогдашних порядков на Руси могло бы служить письмо Семена Романовича к отцу, во время путешествия, из Тулы. В этом городе был воеводою Строев. “Он, – пишет сын отцу, – великое нашей фамилии бесславие наносит, ибо говорит, что наш ближайший родич грабил и разорял, но на него не жаловались, боялись, что вы и дядя Михаил Илларионович заступитесь...” По дороге мальчик заезжал ко многим родственникам и знакомым Воронцовых. Интересно его письмо о знакомстве с доктором графа Кирилла Разумовского. “Оным я чрезмерно одолжен, – пишет мальчик, – он так меня полюбил, что самые лучшие и нравоучительные книги мне уступил, между которых одна есть, которая во многих государствах запрещена... Титул ее: “Esprit des Lois[5] (Монтескье)”.
По возвращении из поездки Семена Воронцова его должны были из камер-пажей выпустить в офицеры гвардии. Пылкого молодого человека, с интересом следившего за борьбою покрывших себя славою русских войск с Фридрихом Великим, давно уже тянуло на военное поприще. И милость только что воцарившегося Петра Федоровича, пожаловавшего молодому Семену Воронцову придворное звание камер-юнкера, была последнему не совсем приятна. Он добился назначения поручиком в Преображенский полк. Император благоволил к юноше и, по горячей просьбе Воронцова, согласился послать его к знаменитому герою позднейших войн с Турциею графу Румянцеву, назначенному главнокомандующим в задуманную Петром III войну против Дании за обиды родной Голштинии, привязанность к которой никогда не оставляла государя. Воронцов собрался в Ораниенбаум к императору за окончательными инструкциями утром 28 июня 1762 года, когда вдруг узнал о происходящих в городе событиях. В последних принимал участие и пылкий 18-летний Воронцов, один из немногих офицеров Преображенского полка, пожелавший остаться верным Петру III, но его отвага не задержала рокового хода событий. После 11 дней ареста, за время которого молодому человеку пришлось пережить немало грубых сцен, Порошин, известный автор записок и бывший флигель-адъютант уже покойного императора, объявил арестанту, что государыня возвращает ему шпагу, приказывает отправляться домой и продолжать службу. Из этого факта мы видим, с какою мягкостью обошлись даже с Семеном Воронцовым, пытавшимся с оружием в руках противодействовать совершившемуся событию.
Порывистый и впечатлительный, Семен Воронцов не примирился сразу с наступившим порядком вещей, неохотно служил и даже думал вовсе бросить службу. Но у него была довольно сильная рука в лице еще не сошедшего с политической арены дяди-канцлера, который выхлопотал разрешение отправить молодого племянника в Вену, советником посольства к князю Голицыну. Семен Романович поспешил уехать из Петербурга, где, может быть, не совсем хорошо себя чувствовал перед государыней из-за прецедента в его недавнем поведении. Однако, пожив в Вене и сделав большое путешествие по Европе с канцлером, племянник вместе с дядею вернулся в 1765 году в Петербург.