— Хорошо, — скрепя сердце согласился старший жрец, — я понял.
Корвус неожиданно подошел ближе и по-хозяйски поправил на шее Раунхильда выбившуюся из-под рубахи подвеску-перо.
— Не знаю, что ты вбил себе в голову, но ты мне все еще нужен, так что будь добр, не делай так больше, — требовательно заявил он и, хитро сощурившись, добавил: — А захочешь расслабиться, заходи, напомню.
— Стервец, — цыкнул на него Раунхильд.
Корвус хохотнул, вернул пустую чашку и напоследок бросил:
— Доброй ночи, Раун.
— Доброй, — буркнул тот в ответ, отгоняя очередное наваждение, но в глубине души радуясь даже таким незначительным переменам в настроении своего царя.
========== 31. Глашатай ==========
Одинокая светлая фигура не спеша пересекала зажатую в смертельные тиски каменистую долину под нетерпеливым взором тысяч глаз. Вела коня спокойно, но уверенно, словно серое полотно на ее плечах было не традиционной просьбой о переговорах, а несокрушимым щитом.
Корвус так и не сказал, для чего позвал Ривана с собой, но жрец и без того ощущал себя не в своей тарелке. Борясь с невесть откуда взявшимся предчувствием неладного, он старался держаться подальше от собравшихся на холме, выбранном реильским царем для наблюдения за червлеными знаменами по ту сторону долины. Возможно, нечто похожее чувствовал и Хальвард, точно так же стоя особняком от Корвуса и Раунхильда, но с той лишь разницей, что под изогнутыми бровями гвинландского солдата горел небесной яростью взгляд, направленный на раскинутое у подножия гор имперское войско.
Вскоре стало ясно, что облаченным в песочный хитон посланником была молодая южанка. Спешившись, она остановилась в нескольких шагах и почтительно опустила коротко стриженную голову в легком поклоне.
— Провидица от лица Его Императорского Величества приветствует тебя, Государь Реильский, — говорила она на манер улимийских языков протяжно, но довольно ладно. — И в знак уважения предлагает отказаться от заранее проигрышной войны.
— Звучит не очень убедительно, — прыснул Корвус, сложив руки на груди. — И это все, что ты желала сказать?
— Ты проделал долгий и сложный путь, Государь, — белоснежная беззлобная улыбка осветила смуглое лицо. — Но оглянись: ты терпишь поражение, едва начав битву. Тебе не попасть к Акташу в срок. Горы служат нам лучше любых крепостных стен, такие не обойти, не сковать в осаду. Выше по склону разместились наши лучники и стрелометы, а по ущелью мы бесконечно долго сможем получать продовольствие и подкрепление.
— А ваши новые союзники в скором времени прижмут меня со спины, — от Ривана не ускользнул изумленный взгляд Хальварда, которым тот наградил брата. Речь могла идти только о Гвинланде, что для солдата, всю жизнь бившегося с гаршами, было предательством похлеще его собственного. — Нет нужды тратить время на то, что я знаю и сам. Но посмею огорчить его величество, — с нарочитой небрежностью проговорил Корвус, — мое войско уже завтра продолжит путь.
— Тебе стоит остерегаться собственной кичливости, Государь, пренебрегать щедростью Императора опасно.
— Меня правда должны трогать угрозы той, кто боится произнести их собственными устами? — Корвус довольно ухмыльнулся при виде гневно нахмуренного лица южанки. — Тебе бы не о моей безопасности заботиться, а о своих людях. Если ты вообще находишься где-то здесь, а не трусливо прячешься за стенами Акташа.
— Мне не нужно собственное тело, чтобы наказать тебя за дерзость, — зло процедила посланница. — Быть может, сам ты и не страшишься смерти, но готов ли ты похоронить в песках кости тех, кто сопровождает тебя?
По коже острыми иглами прошелся неприятный холодок, и, прежде чем Риван успел осознать его природу, в ушах раздался оглушительный треск, а в глазах вмиг потемнело. Но едва жрец, зажмурившись, обхватил голову ладонями, все встало на свои места, так же быстро, как и началось. Судя по оторопевшему виду Раунхильда и Хальварда, они почувствовали то же самое, один лишь Корвус стоял недвижно, опустив руки и сжав кулаки с такой силой, что меж побелевших костяшек пальцев заструилась кровь. Риван завороженно проследил за первой алой каплей, сорвавшейся к земле, и предчувствие нехорошего с новой силой поглотило жреца. Тотчас под ногами Корвуса вздыбилась тень, точно такая же, как повстречались Ривану с Арни по дороге, и черной неотвратимой молнией метнулась в сторону посланницы.
— Ты сильнее, чем кажешься, колдун, но у всех есть слабости, — не сходя с места, произнесла южанка и рухнула на землю за долю мгновения до того, как тень успела до нее добраться.
— Зараза, — склонив голову набок, прошипел Корвус, глядя на нависшую, словно в замешательстве, тьму, что так и не коснулась девы.
— Что это, Бетхор ее дери, было? — подал голос Хальвард.
— Судя по всему, та самая кормилица, да? — обращаясь к Корвусу, Раунхильд неодобрительно помотал головой. — Бог-Ворон велел держаться от нее подальше, а ты ее провоцируешь.
— Должен же я был убедиться, что это она, — фыркнул колдун в ответ, переведя взгляд на кровавые отметины от острых ногтей на своей ладони.
— А если бы ты не успел принять удар на себя?
— То сегодня бы все и закончилось, — пожал плечами Корвус, после чего обернулся к Ривану и, осмотрев того с ног до головы, бросил: — Цел?
— Цел, — с неохотой отозвался жрец.
— Это главное.
— И что теперь? — не унимался Раунхильд.
— А теперь надо устранить препятствие. Мне понадобится обережный сбор и расковник, — не обращая внимания на молчаливое недоумение старшего жреца, произнес Корвус. — Принесешь?
— Принести-то принесу, но что ты задумал?
— Увидишь, — строго ответил Корвус. — Я жду.
Проводив крайне недовольного, но подчинившегося Раунхильда взглядом, Корвус отошел в сторону южанки. Резким взмахом руки прогнал тень, а заодно и без того напуганного коня, и сорвал с плеч девы серое знамя — символ нейтралитета и «той стороны».
— Она мертва? — спросил Халь.
— И да, и нет, — ответил Корвус, возвращаясь. — Тело живо, но души в нем нет.
— Ей можно помочь? — встрепенулся Риван.
Корвус обвел взглядом обоих и усмехнувшись, ответил:
— Я знаю об этом не больше вашего.
Вскоре вернулся Раунхильд с ведовскими атрибутами. В угрюмом молчании он протянув Корвусу чашу с горячей водой и горсть сухоцвета, забрав из его рук ткань.
— И ничего не скажешь?
— А что мне сказать? Сдохнешь, за лекарством не приходи?
— Сдохну, — хохотнул Корвус, — но не сегодня. А Риван сейчас мне в этом поможет.
— Не втягивай меня в свое колдовство, — запротестовал Риван, невольно сделав шаг назад.
— Ты сам слышал Провидицу. Мы можем застрять тут надолго и понести огромные потери. Не бойся, от тебя потребуется лишь передать мое слово.
— Ты убьешь его, — вмешался Раунхильд, в голосе которого Риван впервые услышал едва ли не панические нотки.
— Не убью, — отрезал Корвус. — «Та сторона» уже вставала на его защиту. А ведь ему даже собственную кровь не пришлось проливать.
Ривану сделалось донельзя неловко, будто его только что уличили в чем-то невероятно постыдном. Сердце мучительно заколотило в груди, а к горлу подкатил тошнотворный ком — чтобы ни запланировал Корвус, ни к чему хорошему это не могло привести.
— Риван, — мягко проговорил колдун, ссыпая с все еще кровоточащей ладони в воду сухие травы, — буду откровенен, и Раун не даст мне соврать: мои силы на исходе. Поэтому я и прошу тебя мне помочь. В твоих руках жизни моих солдат.
— Которые они смогут положить под Акташем, — процедил сквозь сжатые зубы жрец.
— Да, — хмыкнул Корвус, — многие из них. Но разве это плохо — отсрочить кровопролитие?
— Почему там? Что такого в этой крепости?
— Эти горы, — Корвус кивнул в сторону Теорана, — граница, которую проложила природа и приняли люди, но у богов свои рубежи. Ты поймешь, когда мы окажемся там.
Принимать участие в черном ритуале, призванном нести смерть — неважно, врагам иль союзникам — Риван отчаянно не желал. Взглянув в сторону лагеря, в котором реильские солдаты ожидали приказа своего царя, жрец болезненно поморщился. Как бы это ни претило, но союзниками они, выходит, стали. И Корвус, будь он неладен, только что взвалил на Ривана ответственность за жизни тысяч из них.