— Нет, — скривившись, ответил Риван. — Но не знаю, как ей сказать. Выдержит ли ее вера такую правду?
— Она у тебя девка-то крепкая. И не глупая. Справится. Да и лучше она узнает от тебя, чем как-то иначе.
— Тоже верно, — согласился жрец.
— Даже не знаю, что и хлеще: разочароваться в своем боге или похоронить его.
Риван встрепенулся, точно его холодной водой окатило:
— Ифри… Боги, прости, я совсем забыл.
— Полно тебе. Не хватало еще, чтобы ты передо мной извинялся. После того, что я сделал — уж тем более.
— Я же сказал, что не сержусь, — насупился жрец.
— А ты вообще умеешь? — невесело усмехнулся Халь.
— Наверное, — Риван немного расстерялся. — На себя я частенько сержусь.
— Ну, это не то же самое, — хохотнул солдат, а затем, посмурнев, добавил: — А на него?
— Его я боюсь, — не нуждаясь в уточнении, ответил Риван, вглядываясь туда, где совсем недавно полыхало ритуальное пламя. — Боюсь его влияния на себя. Боюсь, что он меня изменит.
— Разумно. Себя-то он изменил до неузнаваемости.
— А каким он был раньше? — сам того не ожидая, поинтересовался Риван.
— Добрым. Ранимым. Беззлобным, — вдумчиво перечислил Хальвард и, почесав бритый затылок, пристально посмотрел на Ривана. — И не умел сердиться. В тебе больше от моего брата, чем в нем самом.
Риван снова хмыкнул и задумался, а был ли у Корвуса хоть малейший шанс остаться собой, если он всякий раз, прибегая к колдовству, отдавал сердце и душу на растерзание голодной тьме.
«И я. Каждый раз», — Риван поежился, вспомнив его слова.
— Похоже, этот истошный вой никогда здесь не умолкает, — вдруг сменил тему Хальвард и вопреки своим же словам запрокинул голову, вглядываясь в ночное небо.
— А ты бывал тут раньше?
— Да, переходил с полком несколько раз, погоняя гаршей.
— А до Акташа доходил? Знаешь, почему именно туда держим путь?
— Нет, дальше мы не совались. А о крепости я смог вспомнить, если ничего не попутал, только то, что именно там подписывались бумажки о последнем перемирии между югом и севером.
— Вот уж не думаю, что Корвус хочет заключить новый договор.
— Тогда уж разорвать старый. Мы ж все эти столетия формально так и не воюем. Набеги набегами, а выразить свое недовольство Империей наши не решаются. Кишка тонка, — последние слова Хальвард буквально выплюнул, на краткий миг потемнев лицом.
«Мы и друг с другом-то сладить не смогли, куда нам до Империи», — подумалось Ривану, но ворочать языком стало страсть как лениво.
И, видно, Хальварду тоже. Так и сидели, безмолвно вслушиваясь в тихий треск поленьев, едва различимый на фоне подвывания, да допивая поочередно настойку. Но молчание не было тягостным, отнюдь. Жрецу казалось, что на душе сделалось пусть немного, но легче, как-то по-особенному теплее. И хотелось верить, что виноват не только хмель. Вот в чем тот был и вправду виновен, так в том, что мысли окончательно слиплись и потянуло в сон.
— Надо бы на боковую, — с неохотой проговорил жрец.
— Да, надо бы, — Хальвард встал, чуть пошатываясь, и подал руку.
Риван, поднимаясь, вцепился в широкую ладонь и отчего-то не сразу осмелился разжать рукопожатие.
— Ты давай, поаккуратней тут по ночам шляйся.
— И ты береги себя. А если твоя зубоскальная решит дать по шее за перегар, вали все на меня.
— Договорились, — усмехнулся жрец и, отпустив руку друга, неуверенной походкой побрел в сторону своего шатра.
Арндис, конечно же, не спала. Но и ничего не высказала, лишь принюхалась, фыркнула да перевернулась на другой бок. Риван прижался к ловчей и вновь зарылся носом в ее волосы. Дрема накатила в тот же миг, ей больше не мешали ни вой, ни скорбь, а вместо преследующих жреца мертвецов, привиделась молодая женщина. Лица было не разобрать, но ее ясные глаза лучились невероятной добротой.
— Спи, — прошептала она столь мягко, что Риван незамедлительно послушался да отдался во власть крепкого сна без сновидений.
========== 35. Горечь ==========
Горечь, пряная и терпкая, уже даже слишком по-родному обожгла горло и жаром разлилась в груди, коварно окутывая сердце лживым спокойствием. Хальвард неодобрительно хмыкнул себе под нос, вешая баклагу обратно на пояс:
— Дожил…
Вновь и вновь взгляд солдата цеплялся за тонущие в мутной дымке горизонта округлые очертания крепости, столь похожие на пустынный морок. Отчего-то в глубине души неистово хотелось, чтобы так оно и было — не стены ожидающей их твердыни в глубине холмистой долины, а лишь видение на их пути. Но кипучая работа в реильском лагере подтверждала иное. Корвус готовил войско к атаке.
Оторвавшись от созерцания едва различимых башен Акташа, Хальвард продолжил свой путь в глубь растущего бивака, туда, где под усиленным караулом разместились врановые жрецы. Пусть Арндис и обещала по возможности присмотреть за царёнышем, но сердце Халя по-прежнему не находило себе места. Да и у ловчей сейчас наверняка своих забот хватало. Если Риван все же решился поделиться с ней правдой о ее боге.
Хальварду и самому было неспокойно от того, что он узнал от жреца. С одной стороны, все обрело какую-никакую ясность, вынужденное поведение северных богов в чем-то даже поддавалось пониманию. Но Хальвард наотрез отказывался мириться с их решениями. Особенно… Халь обреченно вздохнул. Особенно с тем, что для своей кровавой жатвы Бог-Ворон выбрал именно его брата.
Сбавив шаг, Хальвард окинул взглядом жрецов, снующих в заботах среди широких общих шатров. Невена он нашел возле одного из костров. Не знай Халь, что в войске Корвуса больше нет детей, он ни за что не признал бы в этом чумазом и нечесаном мальце, что копался в походной утвари под присмотром низкорослого мужичка, таламийского царевича. И дело даже не в потертой выцветшей рубахе, пришедшей на смену одеждам царского услужника и мешком висящей на тонких плечах, а в том, что мальчик, разговаривая о чем-то со своим дозорщиком, заливисто хохотал.
— Невен? — Хальвард навис над юнцом. — Можно тебя на пару слов?
Вмиг притихший жрец, смерив взглядом без пяди сажень роста Хальварда, лишь молча кивнул мальчику, позволяя отлучиться.
— Это же вы? — Невен поспешил за солдатом. — Вы за меня заступились? Я не успел вас поблагодарить.
— На здоровье, — буркнул Халь и присел на корточки перед царевичем. — Послушай, не сегодня-завтра начнется сражение…
— Ой, — перебил он солдата. — Не переживайте на этот счет. Мы уедем отсюда раньше, чем оно начнется.
— Мы? — опешил Хальвард.
— Жрецы. И я с ними. Нас проведут безопасным путем, не тем, что мы пришли сюда, — затараторил царевич. — Сказали, там можно пройти только пешком, но это ничего.
— Кто сказал?
— Жрецы. Как только начнется битва, они уйдут. И я с ними, — повторил мальчик и потряс головой, собираясь с мыслями. — Вы не подумайте, у меня все хорошо, обо мне заботятся.
— Это славно. Но ты мог бы поехать со мной. И не придется идти пешком через горы, гвинландцы тебя не обидят.
— Нет, не надо. Правда. Жрецы все знают, с ними не опасно.
У Хальварда премерзко заныло в груди. Это ж насколько малец запуган, что отказывается от помощи. Цепляется всеми силами за чувство безопасности, от кого бы оно ни исходило.
— Но спасибо, что предложили. И спасибо, что вытащили меня тогда. Я… я рад, что с вами все в порядке.
— А что со мной должно было случиться?
— Все, кто хотел мне помочь, ну… погибли. А вы вот живы. Я очень рад.
— Ты из-за этого не хочешь поехать со мной?
— Нет! Я… — Невен запнулся и посмотрел себе под ноги, в задумчивости прикусив губу. — Может, это и правда мой путь? Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал, пытаясь меня с него увести.
Захотелось отвесить мальчишке оплеуху. И месяца не прошло, как он оказался среди жрецов Корвуса, а уже вон до какой степени одурманен их речами.
— Это не твой путь, — процедил Хальвард, изо всех сил стараясь не сердиться на царевича.
— Думаете? — поднял он взгляд, не обратив внимания на тон солдата. — Фьётр говорит, у меня хорошо получается. Я запомнил все травы, почти научился плести браслеты. А еще мне снятся сны! Жрецы говорят, это добрый знак. Знаете, когда я молился Артуле, мне никогда не снились медведи. А тут снятся! — восторженно воскликнул царевич. — Не медведи, конечно же. Вороны. А когда мы уйдем отсюда, мне покажут, как попасть на «ту сторону».