-- Заботливый отец у эльфа? Интересно.
-- Да не, он, еба, отхлестал меня только потому что за мои проделки отвечать приходилось ему. В итоге повесили старика за меня. Да и хрен с ним, все равно бы нахуй спился. А я вот зато пацифистом стал.
-- Вы пацифист? И собираетесь мастерить оружие?
-- Скажем так, я не очень принципиальный пацифист.
-- Что ж, месье Борвант…
-- Бля, забыл! Я ж вам слепил по дороге! — Эльф вынул из набедренной сумки белый длинноствольный револьвер с двумя барабанами и черепком ящерки, адаптированным под прицел. — Барабаны, сука, автоматически меняются, отдачи почти нет нихуя, ну и на вид вроде не совсем дерьмо. Так, поделка для примера.
-- По пути? Твою ж налево, он прекрасен.
-- Ну, тебе решать. Могу приносить поделки два раза в неделю, патроны если надо там, вся хуйня. На починку мне отправляйте, вот… Ну, а в городе у вас я хуй работать стану. Терпеть не могу эти ваши грохочущие, как сам ужас, трамваи и вездесущие кирпичи.
-- Ты говоришь так, будто уже принят, — Гарольд с серьезным видом помолчал и продолжил, — и правильно делаешь. Держи тысячу за ствол. Дальше -- больше. Где тебя искать–то если что?
-- Охуеть, вот спасибо. Я в кривой халупе в Нижних Поддонах, сразу ее заметите.
-- Нижние Поддоны?
-- Бывшие Пельмени—Сварены.
-- А, ну без вопросов. Закрепим, и свободен, — Гарольд показал на Канистру. Борвант подал ее вместе с тряпкой, оружейный барон затянулся и бесчувтвенно рухнул на стол, разбросав канцелярские принадлежности так, что один остро заточенный карандаш подлетел вверх, активно вращаясь, и затем, падая, вонзился колышком Гарольду в спину. Эльф тоже затянулся, но уже с более счастливым концом: отделался головокружительным пошатыванием.
-- Ну, ебта, до встречи! — Борвант взял канистру и направился к выходу. — Не забывайте кормить псину и поливать елочку, начальники.
-- Гарольд? — Сима подошла к бесчувственному и ткнула пальцем торчащий из спины карандаш, отчего тот легко пошатнулся. Убедившись, что барон в отключке, она пожала плечами, схватила ручку и принялась размалевывать лицо оружейного барона, практикуя свое художественное мастерство.
Андрей Карасик, четко зная, в отличии от Гарольда, что был освобожден от работы, а не уволен, все равно продирался через утренний снегопад к зданию, в котором постепенно погибал плюшевый мир и приходила к жизни свинцовая угроза -- месту его работы. Сквозь снег, налипший на рыжие ресницы, Андрей мог видеть только свои ноги и полы черного пальто -- одного из тех трех одинаковых, что были куплены Гарольдом еще до встречи с Серафимой и, особенно, Кирой. Карасик прекрасно знал, что сезон такого наряда уже давно прошел, но продолжал надевать его только из чувства причастности к Великой Тройке Основателей. Андрею всегда хотелось чувствовать себя частью чего–то великого и важного, но никогда не было желания делать при этом то самое важное и великое. Быть крошечной шестеренкой в какой–нибудь огромной, завораживающей часовой башне в центре туманного острова -- это, по его мнению, было бы просто идеально. В переулке, на подходе к черному ходу в дом на Цветной, Андрей разглядел сквозь слой ресничного снега на серой стене что–то ярко–оранжевое, что немного отбросило его сонливую апатию и сподвигнуло протереть наконец глаза. На стене, прямо у входа в дом кривыми, большими и оранжевыми буквами было написано: "ОГРОМНЫЕ СТВОЛЫ И ГИПЕРКОМПЕНСАЦИЯ". Наверняка, Андрей подумал что–то вроде: "Ого, у нас теперь есть реклама? Довольно самоиронично, но неплохо. Хорошо, что мы не стоим на месте".
Или же он просто продолжил предвкушать свое прибытие на работу с целью не столько профессиональной, сколько личной. Зайдя в подъезд, он остановился на лестничной площадке в раздумиях, решая, пойти ли вниз, чтобы узнать откуда надпись на стене, или же наверх, чтобы в пятый раз попытаться узнать, как дела у Киры, — он был уверен, что в этот юбилейный раз ему все удастся. Так, размышляя, он и уснул.
Сима как раз дорисовывала финальный штрих, — кошачьи усы на лице Гарольда, — когда вошел проснувшийся и принявший решение Карасик. Сима этого не услышала и заметила вошедшего только после того, как взмахнула ручкой и довольно развернулась градусов эдак на 360, заметив на ступенях недоумевающего рыжего человека. Развернувшись обратно градусов на 180, она сделала явно растерянное лицо и сказала:
-- Ну, я не нахожусь в его прямом подчинении, так что… Да и в твоем тоже, так что не надо не меня так смотреть.
Карасик смотрел больше на котика-Гарольда, развалившегося на столе с карандашом в спине.