— Ну, по–моему все было довольно закономерно? Да, я, скажем, действовал слегка опрометчиво из–за адреналина…
— Опрометчиво? Я хоть и признаю, что моя память в то время представляла что–то вроде сита, но… Это не адреналин, ты что, ты все еще под аффектом и не охреневаешь от прошедшего?
— Я не понимаю, что не так. Слушай, Санни, тебе просто нравится меня пилить, и за твоими речами обычно даже и нет четкой позиции… Эхм… Вообще–то, мысли и правда спутанны, но что тебе следует признать, так это то, что ты пилишь только чтобы пилить… ты просто стерва!
— Идиот! Сам подумай, ты спасал куски мяса вместо своей собственной шкуры! Куски мяса, Кружок! При чем тут адреналин? Ты ведь знал, что это все работает не так? Господи, убей меня нахуй! Ты, парень, словно какой–то жестокий юмористический эксперимент: "О, давайте поместим полного придурка с интеллектом грудничка в реальный мир и создадим экстремальные ситуации, чтобы поржать, как этот имбецил будет бегать с мешками всякой херни!".
— Так или иначе, это все в прошлом… Пожалуйста, давай просто забудем, ладно? Ты не представляешь, что у меня сейчас с голов…
— Ля–ля–ля, "Болит голова! Отваливается нос", как обычно. И что с того, что это в прошлом? Если ты чуть не разбился во время первого полета, ты не полетишь во второй раз, не разобравшись, почему чуть не склеил ласты в первый раз, так ведь? Эй, прояснить ситуацию было бы полезно нам обоим, но в разной степени, разве нет? Видишь ли, просто ты сейчас — память без разума, а я — разум без памяти. Это просто необходимо.
— Я уже не понимаю ни слова…
— А когда–то понимал?
— Ай, слушай, если тебе что–то понадобится, ты можешь почитать мои мысли.
— Я уже пыталась. У тебя там теперь такая каша… Не завидую. Так уж и быть. Иди себе.
Лилия в это время не выглядела обеспокоенной своей ситуацией. Август затаскивал её в машину, когда она с довольным лицом сказала:
— Мой маленький талисман унесли… Хочешь быть новым, здоровячок?
Сначала Август недоуменно нахмурился, но, когда встретил её обольстительный взгляд, его искаженное шрамами лицо наполнилось добротой и он утвердительно сказал:
— Август.
Кружок шел по бульвару с отстраненным видом и, шаркая по брусчатке, смотрел в пустоту. На улице раздавались редкие голоса людей, вороний грай, шум машин, цокот копыт в отдалении. Каждый звук слышался особо четко, но, сталкиваясь в мозгу с любым другим, превращался вместе с ним в кашу, бессмысленное гудение, из–за которого было невозможно разобрать ни один из столь четко воспринимаемых звуков. Кружок чувствовал что–то вроде похмелья. Тяжелого и необычного.
Свернув в переулок, он вышел на небольшую площадь перед изящным готичным зданием, похожим на храм или костел. Он поднялся по стоптанным ступеням и толкнул большие, массивные двери. Его встретил широкий, тускло освещенный коридор. Жуткие барельефы на темных стенах и причудливые сигилы на мраморном полу. Знакомое эхо от шагов и уютный треск пламени светильников. В конце коридора находилась дверь в учебные блоки, около которой сидел юный вахтер. Кружок не знал его, но пару раз видел в коридорах.
— Я к Аврелию, — сказал Кружок, — в списке я есть, пропустишь?
— Ну имя–то скажи, — нервно ответил вахтер, — че ты мне втираешь? Есть он в списке! Имя, фамилия — правила знаешь, раз в списке есть, — он открыл толстый журнал с потрепанными страницами и посмотрел на Кружка.
— Эм… Просто я тороплюсь, у меня нет… Времени, пропусти, а?
Вахтер продолжил молча смотреть.
— Ладно… Кружок Магура. Теперь пропустишь?
Вахтер разразился противным смехом:
— Че, серьезно? — он проверил журнал, — тхе, и правда! Кружок, мать его! Хе–хе, пойду, расскажу, фьюх… Проходи давай, — вахтер встал и удалился.
Сам обладатель нелепого имени немного помялся, крикнул ему вслед "Мудило!" и спешно ушел в учебные блоки, часто оглядываясь.
Найти кабинет с красной дверью было несложно, сложно было зайти в него. Кружок долго стоял перед дверью, готовил речь и собирался с духом. В конце концов, ноги сами повели его внутрь, заставив войти в пахнущий ароматическими маслами янтарный кабинет. За дубовым столом сидел, обедал и изучал отчеты, перебирая четки в руках, ссохшийся, бледный старик в мантии. Стоило кружку встретиться с директором глазами, вся его речь мгновенно забылась, а решительность, которую он так усердно собирал, буквально рассыпалась множеством мелких бусинок, которые беспечно укатились в неизвестных направлениях.