Не любил Мулло Хокироха и бригадир первой бригады Адхам Рахматов, теперь уже покойный — мир праху его, он не вернулся с войны. Адхам не скрывал своей враждебности и не раз говорил тетушке Нодире:
— Опасайтесь этого «доброго человека», сын басмача-убийцы никогда не станет другом нам, беднякам. В делах он мастак, но душою черен!
Тетушка Нодира выслушивала его, а потом, улыбнувшись, отвечала:
— Сын за отца не ответчик! Мулло Хокирох — хороший работник, в колхозе его все уважают, и у вас нет ни одного факта против него…
Бригадиру оставалось лишь вздыхать. Но он следил за Мулло Хокирохом и при каждом удобном случае старался уколоть. А Мулло Хокирох, наоборот, не сказал о нем ни одного дурного слова, везде расхваливал его, словно не только не боялся, но и не замечал враждебности бригадира. Однако в самом начале войны Адхам получил из военкомата повестку и ушел на фронт одним из первых.
Да, многое мог Мулло Хокирох…
Но в этот поздний осенний вечер 1946 года, после встречи с тетушкой Нодирой, на душе у него стало смутно.
Слегка согнувшись под тяжестью мешка с рисом, Мулло Хокирох медленно брел по направлению к детскому дому, открытому в кишлаке в годы войны, и бормотал под нос:
— Нехорошо получилось. Плохо, что встретилась Нодира.
Увидев ее, он растерялся — никак не ожидал, что тетушка Нодира вернется в этот вечер из райцентра. Ведь шофер сказал, что она останется в Богистане, что совещание затянется до полуночи. Уходя из склада домой, уже запирая его, Мулло Хокирох вдруг вспомнил: «Старуха говорила — риса почти не осталось» — и решил прихватить пуд за счет детдома, а столкнувшись неожиданно с председательшей, сказал, что несет в детдом из припасов старухи. Да, растерялся. Чепуху брякнул, вздор! Если Нодира пожелает, то может прицепиться к этим словам и взять за горло, раздуть дело, которое не так-то легко прикроешь. Надо же ляпнуть такое: из запасов старухи, а?! Из каких запасов? Откуда они? В каком доме, у какого колхозника нынче можно найти лишний пуд риса? Задай председательша эти вопросы, как бы изворачивался? Нехорошо получилось… К счастью, не обратила внимания. Назвала его жалостливым человеком, не съязвила, нет, от сердца сказала. Вряд ли вспомнит об этом случае. Но все равно надо, чтобы завдетдомом пришел утром в правление и выписал рис.
Мулло Хокирох мог теперь идти домой, однако направился в интернат и, слава богу, нашел заведующего, своего питомца Нуруллобека, на месте, в кабинете.
— Возьми этот рис, утром рассчитайся!
— Какой рис?
Мулло Хокирох объяснил и прибавил:
— А теперь вставай, поспешим домой, я пригласил кой-кого, есть разговор.
Нуруллобек зашагал рядом с ним.
Не просто большой — огромный, с двумя дворами, дом Мулло Хокироха, достроенный им года четыре назад, находился недалеко, через улицу, у самой околицы. Усадьба стояла на возвышенности и даже темной ночью была видна издалека. Оттуда все явственнее доносился шум ветра, теребившего последнюю листву. Идти и молчать было тягостно, и Нуруллобек не выдержал.
— А что за разговор? — спросил он.
— Твой друг Дадоджон приезжает, — ухмыльнулся Мулло Хокирох. — Демобилизовали его, едет с почетом, в орденах!
— Ну да? — удивился Нуруллобек этой неожиданной вести и, не зная, что сказать, добавил: — Я не слышал… Когда сообщил?
— Абдусаттор узнал сегодня утром в военкомате, позвонил в колхоз. А мне две ночи назад он приснился, и мы решили со старухой, что как только придет известие, соберем своих людей, посоветуемся…
— Значит, Бурихон тоже будет? — вырвалось у Нуруллобека.
Мулло Хокирох ответил не сразу. Он слышал, что Нуруллобек не прочь жениться на сестре Бурихона. Но это противоречило планам Мулло Хокироха. Поэтому, помедлив, он сказал:
— Наверное, будет, обещал… Но ты, сынок, лучше послушайся моего совета, откажись от своей затеи. Бурихон не выдаст за тебя сестру, да и сама сестра… как ее, Шаддода-бону, за тебя не пойдет. Насильно мил не будешь. Зачем тебе это? Можно ведь и надорваться.
— Хорошо, я послушаюсь вашего совета, — смиренно произнес Нуруллобек и, подавив вздох, добавил: — А сейчас прошу вас, отпустите меня домой, я…
— Нет! — перебил Мулло Хокирох. — Я специально веду тебя на это собрание, чтобы ты знал, о чем речь. Ты мне не чужой, а близкий, почти что родной, и станешь родным Дадоджону! Ты должен помочь своему другу. Парень он еще молодой и неопытный, возвращается с разорительной войны, горд, конечно, и рад — победитель. И мы рады и счастливы. Но разве знает он, что делается здесь, как тут живут? В голове у него наверняка ветер, пустые мечтания, как пусты и карманы. Гонору много, а жить не умеет. Надо помочь ему встать на ноги.