Тетушку Нодиру эта часть выступления Сангинова изумила и возмутила. Она несколько раз порывалась перебить его и возразить, однако слова застревали в горле. Она и представить не могла, что Сангинов способен на такое. «Это… это ножом в спину», — подумала она и опять посмотрела на Аминджона, который по-прежнему оставался спокойным. Его невозмутимость сбивала с толку, но вместе с тем словно бы призывала к сдержанности, и тетушка Нодира постаралась взять себя в руки.
— Раз заговорил о товарище Остонове, — продолжал между тем Сангинов, — то хочу сказать, что Бобо Амон, несмотря на все наше уважение к нему, достоин самого сурового осуждения за свой поступок. Он по-хулигански избил Мулло Хокироха. Хотя сам Мулло Хокирох и простил его, мы простить не можем. Бобо Амон должен ответить по всей справедливой строгости советских законов.
Мулло Хокироха всего передернуло, бросило и в жар и в холод, он побелел от ярости и мысленно обругал Сангинова такими крепкими словами, что, произнеси он их вслух, покраснело бы и небо. Как только Сангинов сошел с трибуны, Мулло Хокирох попросил дать ему слово и начал с того, что у него нет никаких претензий к Бобо Амону, все разговоры об их ссорах и тем более драке — сплетни и ложь, а если что и есть между ними, то разберутся сами, без третьих лиц. Не может он согласиться, сказал Мулло Хокирох, и с суждениями уважаемого парторга о ревизиях. Это дело государственное, общественное. Без контроля и ревизий никак нельзя.
— Надо доверять, но проверять, — наставительным тоном произнес он.
Куда только подевалась боль! Он забыл про нее, маленькие глазки заблестели вдохновением, на трибуне стоял прежний, хорошо знакомый людям, энергичный и уверенный в себе Мулло Хокирох.
— Я не знаю, — говорил он, — почему обвиняют в перестраховках нашу председательницу. К ревизиям и комиссиям она не имеет никакого отношения, их присылают сверху, они работают по своим планам и заданиям. Но все это не суть важно. Главное в том, что всем нам, руководителям, нужно больше заботиться о рядовом колхознике, чтобы он мог сытно есть, хорошо одеваться и иметь все необходимое для жизни, вот тогда он будет работать от души, не считаясь со временем. Возьмет любые обязательства и справится с ними. Если колхозник будет нуждаться, если он ходит полуголодный, то нечего ждать от него хорошей работы, завалим все планы. К сожалению, сейчас мы не даем колхознику достойного вознаграждения. Трудодень не обеспечивает его потребностей, поэтому он больше внимания уделяет своему приусадебному участку, чем колхозному полю. Это плохо, и с этим надо бороться, но не забывать, что труженику нужно кормить себя и свою большую семью, своих малых детишек. Я призываю подумать как следует над этой стороной дела и предлагаю работу правления одобрить, признать ее, как принято, удовлетворительной.
Зал зааплодировал. Мулло Хокирох почувствовал себя победителем и, довольный, сошел с трибуны.
— Кто еще хочет выступить? — спросила тетушка Нодира. — Нет желающих?.. Тогда разрешите предоставить слово товарищу Рахимову Аминджону, первому секретарю Богистанского райкома партии.
Аминджон говорил долго. Все недостатки в хозяйственной деятельности колхоза он связал с ослаблением политико-воспитательной работы, в результате чего в кишлаке оживился религиозный фанатизм и широко бытуют пережитки и предрассудки. Примеров у него оказалось немало…
— Передо мной, — говорил Рахимов, — выступал товарищ Остонов. Он по существу обвинил нас в том, что мы не заботимся о людях, предаем забвению их интересы. Извините меня, но это вздор! Это похоже на стремление закрыть солнце ладонью, потому что нет у партии выше заботы, чем интересы труженика, и это всем хорошо известно. Кто из ваших колхозников считает себя бедняком? Много ли у вас в кишлаке голодных и полуголодных, раздетых и оборванных? Да если пройтись по дворам, то в каждом есть как минимум баран, коза и корова и в закромах по одному-два центнера пшеницы.