Но вот мне дали список. Только за месяц рамазан восемнадцать человек из бригады саркора Мухаммеджанова не заработали ни одного трудодня. Мужчины в этой бригаде, как, впрочем, и в некоторых других, в основном гоняют чаи, околачиваются возле правления или торгуют на базаре и в ларьках. Женщины сеют хлопок, выращивают его и собирают. Но среди этих славных тружениц не увидеть ни жены саркора, ни его дочерей и невесток. Они сидят дома!
Послушать товарища Сангинова или саркора Мухаммеджанова и еще некоторых ваших товарищей, так выходит, что во всех бедах, недостатках и промашках повинна только председатель колхоза. Она и демократию попирает, и нерешительность проявляет, и не знает нужд колхозников, и дети у нее, и женщина она. Да, да, это так прозвучало! «У нее дома хлопот полон рот», то есть не женское дело быть председателем колхоза. Но, по-моему, все это неверно! В недостатках и упущениях виновата не только она, но и товарищ Сангинов, и товарищ Мухаммеджанов, и каждый член правления, и каждый коммунист и комсомолец, каждый колхозник, который не обеспечил свой участок работы.
Мулло Хокирох был спокоен, улыбался, но на душе скребли кошки. Больше всего боялся он этого человека — Аминджона Рахимова. Если Рахимов раскусит его, то уже никто и ничто не спасет, умоют руки и покровители из области и из столицы. Отвести беду можно только признанием своих ошибок и заблуждений, а еще лучше — молчанием, смирением и кротостью. Другого выхода нет. Оправдываться и защищаться бесполезно. Выдержка, выдержка и выдержка — вот оружие, единственное, которое спасает.
Хорошо, что не выступил Бобо Амон, — пронесло. Если бы он вылез отвечать Сангинову, наверняка выдал бы тайну своей ненависти. Мулло Хокирох уже догадывается, что она связана с убийством Карима-партизана, к которому он едва не оказался причастным, но он еще не знает, как много известно Бобо Амону, и не понимает, почему он столько лет молчал. А может, он просто помешанный? Может, с горя помутился рассудок и он смешал в одну кучу смерть Наргис и убийство партизана? Как бы то ни было, надо выяснить точно. С огнем не играют, благодушие в таких делах подобно смерти.
Мулло Хокирох и не подозревал, что только мужская гордость и твердость удержали Бобо Амона на месте, не позволили выйти на трибуну и, обеляя себя, стереть Мулло Хокироха в порошок и на самом деле превратить его в пыль дорожную. Он поклялся свершить возмездие своими руками, и он это сделает, сам прибьет кровопийцу.
Собрание кончилось поздно. В правление выбрали тех же самых людей. Никто не проголосовал и против тетушки Нодиры, она осталась председателем.
Боль снова схватила Мулло Хокироха. Он с трудом поднялся, сделал два шага и сел. Дойти до дома ему помогли несколько молодых парней.
32
Наутро Мулло Хокирох не смог встать с постели. Нестерпимая головная боль затмевала свет, он метался, стонал и кричал. Его жена и Ахмад не знали, что делать. Испекли, как он велел, блин и положили горячим на голову, сверху накрыли ватой и крепко завязали — не помогло. Призвали кишлачного муллу, которого Мулло Хокирох прежде ни в грош не ставил, даже отвращал от него прихожан. Тот, следуя указаниям самого Мулло, прочитал несколько сур из корана, дунул влево и дунул вправо, дунул вверх и вниз — все без пользы. Наконец жена догадалась принести большую чашку жирного, заправленного маслом и каймаком ширчая.
— Попробуйте выпить, — сказала она, — авось полегчает:
Как утопающий хватается за соломинку, так Мулло Хокирох схватился за чашку и выпил обжигающий внутренности ширчай. По телу растеклось тепло, выступил пот, и боль действительно отпустила. Едва Мулло Хокирох успел облегченно вздохнуть, как у его изголовья появился Ахмад и сказал, что пришел начальник милиции Абдусаттор.
— Пусть войдет! — приоткрыл Мулло Хокирох глаза.
Абдусаттор вошел в мехмонхону, скрипя сапогами, и с порога затараторил:
— Господи боже, вы в постели? Что с вами, почтенный? Неужто все это от кулаков Бобо Амона?
Старик промолчал, — только скривил в усмешке лицо и поморщился от боли. Но потом, когда Абдусаттор уселся возле постели и произнес «аминь», он тихо, с трудом разжимая губы, вымолвил:
— Боюсь, что сотрясение мозга… Убью, говорил проклятый…
— Не уйти и ему от наказания! — сказал Абдусаттор. — Я посадил его, утром забрали. Дайте мне акт, будет основанием.
— Я сперва не хотел. Мне плохо сейчас… обидно стало… — Мулло Хокирох на миг прикрыл глаза. — Проучи его там, потом в суд передай. Только сделай все по закону.