Мулло Хокирох не предполагал, что день начнется такими адскими муками. Он хотел полежать в тишине, пораскинуть спокойно мозгами, еще раз обдумать план действий, тех, что связаны с Дадоджоном, и тех, что, используя поворот небес — крах Бурихона и предстоящий конец Абдусаттора и Хайдара, — направит он против секретаря райкома Аминджона. Он решил ускорить гибель этих глупцов. Но не вышло, помешала боль. От нее раскалывается голова, разрывается сердце, сжимается глотка, внутри все горит, и тяжелая черная завеса опускается на глаза, затмевает свет…
Сколько он был без сознания, несколько минут или несколько часов? Свет был мутным, дрожащим и зыбким, но все-таки свет, и, значит, душа еще не покинула тело, значит, еще жив, и опять один, опять, опять нет никого у постели. Куда запропастилась старуха? Проклятая, забыла, что он лежит один! Он ждет ее с нетерпением: что ответит ей Нодира? Хорошо, что боль немного отпустила, теперь можно подумать. Ему бы только дождаться Дадоджона, втолковать этому сопляку и болвану, что он, его ака Мулло, собирается покинуть белый свет, а кому же он оставит добро, как не ему, Дадоджону?!
Дверь отворилась, в комнату вошла Гульмох. Мулло Хокироху показалось, что старуха мрачнее обычного, почернела лицом, и только глаза горят лихорадочным огнем. С чего бы это? Неужели горюет? Видит, что он умирает, и жалеет? Или председательша ее огорчила, сказала что-то не то?
— Где задержалась? — разжал Мулло Хокирох губы. Слова вырывались из глотки с хрипом. — Наплевать, что я один?
— Ахмада же оставляла с вами! — ответила старуха и, брезгливо поморщившись, села поодаль от его постели.
— Все сделала, как сказал?
— Сделала.
— Ну и что?
— Что «что»? Пришла и сказала, председательша пообещала.
— Машину послали или нет?
— Откуда я знаю? — вдруг тоже повысила голос старуха. — Сказала, что пошлет. Я что, должна была караулить, когда она поедет? Может быть, еще сделать из своих волос веник и подметать перед вашим братцем дорогу?
Мулло Хокирох разинул рот от изумления. Он не поверил своим ушам. Да его ли это старуха, та ли кроткая Гульмох говорит или кто-то другой? Что за тон? Откуда столько злости и гнева? Чем она недовольна? Ей не нравится возвращение моего брата?.. Ну да, конечно! Если Дадоджон вернется до того, как я преставлюсь, эта стерва не сумеет ничего припрятать. Вот почему она горюет. Вот откуда ее злость. Пусть хоть лопнет от гнева, ничего не получит! Все деньги лежат в разных сберкассах на имя Дадоджона, ему быть наследником! Твой Мулло Хокирох, старуха, не такой простак, чтобы держать деньги и ценности дома. Он обо всем позаботился, так что можешь кусать свои локти…
— Я видела своего племянника Нуруллобека, — сказала женщина, облив мужа презрительным взглядом. — Он передал вам привет. Желает, чтобы вы быстрее поправились. Он собирается вскоре жениться. Пусть, говорит, верховодит на свадьбе ака Мулло.
«Ах, вот оно что, — подумал старик, — она виделась с Нуруллобеком, и тот поплакался ей, наговорил на меня, потому она и кипит, потому и язвит. Ну, погоди, проклятая! Пусть твой Нуруллобек еще поучится хитростям у меня!»
— Странно, — сказал он, изобразив на лице улыбку. — Нуруллобек собирается играть свадьбу? Не знает, что я лежу на смертном одре?
— Ну и что? Из-за этого должен остановиться мир? Люди должны отложить свадьбы и праздники? — Гульмох желчно рассмеялась. — С какой стати Нуруллобек должен откладывать женитьбу из-за вас? Вы же ему враг проклятый!
— Что ты говоришь? — Старик не сгонял с лица улыбки. — Я заклятый враг Нуруллобека? С чего это ты решила? Кто наболтал тебе? Как же я мог плохо относиться к нему, если считал его вместо сына, которого ты не родила мне?
Но Гульмох пропустила последние слова, всегда вызывавшие в ней чувство вины, мимо ушей и сказала:
— Зачем же тогда упрятали его в тюрьму?
Старик понял, что Нуруллобек выболтал ей все, и, убрав с лица улыбку, придал ему грустное, страдальческое выражение.
— Нуруллобек ввел тебя в заблуждение, — произнес он тихим, дрожащим голосом. — Я лежу на смертном одре, поднимусь ли, не знаю. Уходя на тот свет, не совру! Я не виноват, что Нуруллобека посадили в тюрьму, он сам виноват, зачем нарушал законы? Зачем держал в интернате детей Бурихона, Хайдара и других, им подобных? Не буду кривить душой, скажу откровенно: можно было бы не доводить до тюрьмы, если бы он не разозлил Бурихона. Зачем ему надо было волочиться за его сестрой? Тем более что знал: Бурихон отбился от рук, погряз в пороках и пьянстве и мое слово уже на него не действовало. Клянусь, всевышний не даст соврать: если бы Бурихон был прежним, я не позволил бы ему арестовать Нуруллобека, хотя он тоже не уважил меня. Он ведь знал, что я сватаю Марджону за Дадоджона…