После его смерти старуха, эта проклятая ведьма, первым делом бросится искать ключи. Дадоджон простак, он об этом не подумает. Надо сегодня же предупредить его, иначе все пойдет прахом. Ну и старуха, показала себя наконец-то! Тихая, бессловесная, смиренная Гульмох вдруг заговорила, да как заговорила — змею пригревал! Она не успокоится после его смерти, будет жалеть Дадоджона, выдаст все тайны, в которые проникла за тридцать восемь лет. И тогда… тогда председательша и Аминджон сровняют его могилу с землей, проклянут и не дадут житья Дадоджону. Где-то он читал, что у какого-то народа существует обычай хоронить супругов вместе: если умирает муж, вместе с ним закапывают живьем жену, если умирает жена — закапывают мужа. Так почему же он, Мулло Хокирох, умрет, а его старуха останется жить? Почему бы им вместе, рука об руку, не отправиться на тот свет?
Дело это несложное, проще простого!
Мулло Хокирох посмотрел на массивный перстень, в который вместо камня была вставлена квадратная, похожая на крышку шкатулки, печатка. Он никогда не снимал его с пальца и, если кто-то интересовался перстнем, отвечал, что это подарок его самаркандского наставника, привезенный из святой Мекки. А перстень-то с секретом: вместо камня действительно вправлена золотая шкатулочка. Ее можно мгновенно открыть, нажав на незаметную, похожую на гвоздик кнопочку. Мулло Хокирох на всякий случай хранил в ней несколько крупинок смертоносного яда. И вот яд можно пустить в дело!
Гульмох вошла в комнату с большой чашей атолы — бульона, заправленного мукой.
— Где молодые? — спросила она. — Я приготовила им жаркое.
— Заявление пишут, — ответил Мулло Хокирох, глядя на нее ясными глазами. — Слава всевышнему, они соединятся, мы достигли цели. Завтра распишутся, а брачную молитву прочту я сам.
Старуха гневно посмотрела на него.
— Из могилы будете читать брачную молитву, — буркнула она.
Мулло Хокирох услышал, улыбнулся и ничего не ответил.
Гульмох поставила перед ним чашу с атолой и, подойдя к одной из стенных ниш, повернулась спиной. Мулло Хокирох только этого и ждал. Мгновенным движением руки он высыпал яд в чашу, с шумом втянул в себя воздух и чавкнул, будто отведал атолу. А потом сморщил лицо:
— Фу, пересолила!
— Ничего не пересолила. Во рту у вас солоно или горько.
— Да нет, говорю же, соленое, невозможно есть. Попробуй сама!
Гульмох подошла, присела на корточки близ постели Мулло Хокироха и, взяв в руки чашу, зачерпнула бульон.
— Вай! — вскрикнула она. — Что это такое? В-а-ай, жжет! — и рухнула на ковер, забилась в судорогах.
Мулло Хокирох выхватил у нее чашу из рук, не дав ей опрокинуться, и теперь, прижимая ее к груди, уставился на бьющуюся в конвульсиях жену. Он не ожидал, что яд подействует столь быстро, и ужас сжал ему глотку, по телу забегали мурашки.
— Будь проклят… проклинаю… — прохрипела старуха, глядя на него в упор вылезшими из орбит глазами. — Отравил… меня… все с-сказала… тайны твои… что в-воровал… взя-взя… взятки давал… Ну-ну-нур-рулло сказала… лю-людям ссвоим…
Голова Гульмох с глухим стуком упала на ковер, но старуха нашла в себе силы снова поднять ее и, изогнувшись всем телом, попыталась доползти до Мулло Хокироха.
— Пр-р-роклятый! — протяжным воплем вырвалось из ее груди.
Мулло Хокирох отодвинулся к стене, прижался к ней спиной. Каждое слово старухи впивалось в него остроконечной стрелой, он верил в то, что она говорила, и разевал рот все шире и шире, жадно ловил воздух, умирая от страха.
Он видел, как старуха несколько раз дернулась в агонии и затихла у самых его ног, теперь навсегда. Лицо ее посинело, нос заострился, остекленевшие глаза были выпучены. Нет, он не умер от страха, он еще пришел в себя, и его мозг заработал ясно и четко. И он понял, что вот этого преступления ему не скрыть, его арестуют, осудят, он сгниет в тюрьме… Выхода нет, лучше уж смерть, лучше и ему принять яд. Когда мертвых двое, преступника не найдут…
Чашу с атолой он по-прежнему держал в руках и, как только подумал о яде, залпом опустошил ее.
36
Через шесть месяцев после смерти Мулло Хокироха и его жены наступил рамазан, месяц уразы — мусульманского поста. Давно уже не считают рамазан праздником, многие даже не знают, когда он начинается и когда кончается. Мало и тех, кто объяснит, почему он наступает то раньше, то позже. Им неведом мусульманский календарь лунного года, девятый месяц которого называется рамазаном. Но тем не менее в кишлаках еще держат уразу — соблюдают пост. И не только пожилые.
Нынешний рамазан пришелся на лето. Подходил к концу август, стояла жара. Весь долгий месяц на небе не появлялось ни облачка, солнце палило безжалостно, и колхозники, соблюдавшие рамазан, испытывали тяжкие муки: от зари и до зари они не ели и не пили. Темпы полевых работ резко упали.