На похоронах собралось много народу. Как-никак покойного ака Мулло знал весь район, многие уважали… Дадоджон семь дней сидел в трауре и не пожалел денег на поминки, организовав все по обычаю, в том числе и моления за умерших. Ему помогали Бурихон, Абдусаттор и Хайдар. Потом все разъехались и разошлись, дом опустел, Дадоджон остался один. Мелькнула было мысль бросить все и уехать… можно в степь к дядюшке Чорибою, можно в Сталинабад — устроиться в милицию, можно в Куйбышев, где живет друг-однополчанин Юра Кузнецов… да мало ли куда можно! Но в ушах зазвучал голос ака Мулло: «Я хочу, чтобы ты женился на Марджоне, только на ней, больше ни на ком! Это мое завещание», — и Дадоджон вздохнул: воля покойного священна…
Через три месяца он исполнил ее. Свадьбу сыграли скромную. Чтобы не вызвать пересудов, людям объяснили, что так завещали ушедшие в иной мир, сам Мулло Хокирох наказывал привести молодую в дом спустя три месяца после его кончины.
Первые дни женитьбы и вправду показались медовыми. Но Марджона постепенно стала проявлять свой скверный характер, из-за которого даже братья прозвали ее Шаддодой, и Дадоджон, воспринимая все, что она вытворяла, как капризы, сам не заметил, как оказался под ее каблуком. Она крепко взнуздала его, а он никогда не перечил: сперва казалось неудобным перед ее матерью и ее братом Бурихоном, которые стали его нахлебниками, потом — смирился и привык.
Неужто эта разбитная наглая бабенка столь прекрасна, что похитила его сердце и превратила в своего раба? Нет, дело не в ее прелестях. Да и не так уж она красива. Дело в другом, и знают об этом только они, Шаддода и Дадоджон! Он не может думать об этом без содрогания, не может спокойно спать.
Вот и теперь Дадоджон лежит с открытыми глазами, переживая свое падение и свое ничтожество. Был бы на его месте ака Мулло, он живо нашел бы выход и любыми путями — хитростью или обманом — вырвался бы из рук этой особы. Но Дадоджон не может, он боится скандала, ему хочется выпутаться без огласки и шума, он надеется, что все еще образуется и жизнь все-таки наладится.
Вскоре после смерти Мулло Хокироха тетушка Нодира вызвала его в правление и предложила исполнять обязанности покойного брата.
— Покойный просил удержать вас в колхозе, иначе я не решилась бы побеспокоить вас, — сказала тетушка Нодира. — С вашим образованием и фронтовыми заслугами вы, конечно, можете подыскать более высокую и более ответственную должность. Но, во-первых, я обещала ака Мулло подумать, а во-вторых… — Она запнулась, но договорила: — Мне хотелось бы иметь в колхозе побольше честных помощников, коммунистов…
Дадоджон и до этого разговора пришел к выводу, что, пожалуй, стоит поработать год-другой в колхозе, так как надежд на карьеру юриста мало, да и не так уж это важно для него. Поработает в кишлаке, потом посмотрит: подвернется что-нибудь лучше, перейдет. Он уже привык к мысли о несбыточности своих грез. «О лучшем не приходится мечтать, тетушка Нодира доверяет мне», — подумал Дадоджон, взволнованный и растроганный последними словами председательши. Ответил согласием и на другой день принял колхозный склад.
Марджона, Бурихон и их мать отнеслись к этому сообщению восторженно, говорили, что он молодец, что они не ошиблись в нем, что счастье — в деньгах, человеку с деньгами и черт не брат… Дадоджон понимал, на что они намекают и куда толкают. Но не возразил им ни единым словом, а про себя подумал — пусть рассказывают свой сон воде: ни при каких обстоятельствах он не протянет руку к общественному добру. Если его жене и брату жены понадобятся деньги и вещи, он даст им из наследства ака Мулло.
Но как сказал поэт:
Марджона-Шаддода быстро прибрала к рукам наследство ака Мулло, стала распоряжаться им сама и потихоньку-полегоньку принуждала Дадоджона взять со склада то одно, то другое.