Дадоджона все это не интересовало, он слушал вполуха, наслаждаясь действительно чудесным чаем. А проводник продолжал:
— Деньгу зашибает большую, но и тратит много. Ужас как тратит, страшно глядеть. Текут, как вода.
— Как приходят, так и уходят, — вставил Дадоджон.
— Ваша правда! — сказал Тухта-ака и хотел было прибавить что-то еще, но, кажется, понял, что Дадоджону не по душе эти речи. И, помолчав, спросил: — А Шерхон вам приходится родным братом или?..
— Родным, — произнес Дадоджон как-то неопределенно, затем, немного подумав, уточнил: — Нет, мы просто хорошие знакомые, земляки, вместе росли.
— A-а, — протянул проводник и, опять помолчав, спросил: — Совсем отслужились?
— Да, демобилизовался.
— Работать будете или учиться?
— Посмотрим. Найдется что-нибудь подходящее, стану работать. Я уже в одной школе отучился.
— О, тогда надо работать! Для вас — сотни дел! Наша власть молодых фронтовиков без работы не оставляет. Да стать мне жертвой за эту власть, всех своих подданных окружает любовью и заботой.
— Да, верно, — машинально произнес Дадоджон и лишь потом догадался, что Тухта-ака неспроста разразился тирадой: что-то его насторожило, чего-то он испугался. Но чего? Чем встревожил его Дадоджон? Тем, что они с Шерхоном не братья, что собирается работать? Странно…
Дадоджон не знал, о чем еще говорить, а сидеть и молчать было неловко. К счастью, поезд приближался к какой-то станции, и Тухта-ака, взяв фонарь, поспешил к выходу.
4
В тот вечер, когда тетушка Нодира повстречала на темной улице кишлака Мулло Хокироха, она возвращалась с совещания в райкоме партии, где обсуждали виды на урожай и подготовку к хлопкоуборочной страде. Ее колхоз называли в числе передовых; первый секретарь райкома Аминджон Рахимов даже призвал равняться на него.
Но никто не знает, как много еще предстоит сделать, чтобы накопить полноценный урожай на всех картах и собрать его без потерь. Нельзя оставить под снегом ни одной коробочки. Последние два-три дня она, можно сказать, не вылезала из третьей бригады, где хлопчатник отстал в развитии — умудрились его подсушить. Провела там полдня и сегодня. А возвращаясь из Богистана, решила проверить, как организуют ночной полив.
Короче говоря, день выдался напряженный, и тетушка Нодира очень устала. Поэтому, повстречавшись с Мулло Хокирохом, она не стала задерживаться. Разговор между ними был, как мы знаем, короткий, занял не больше пяти-шести минут, и Мулло Хокирох направился к интернату, а она зашагала домой.
Однако, пройдя одну безлюдную улицу и свернув на другую, тетушка Нодира вдруг призадумалась. Что-то в этом деле с рисом не так. Если интернату позарез понадобился пуд риса, то разве не мог Нуруллобек обратиться непосредственно к ней и получить по накладной? Да и с чего это детдом оказался без риса? Разве директор не знает, что есть у него в кладовых, чего нет? Не мог подумать загодя?.. Ну, хорошо, допустим, Нуруллобек приходил и не застал ее, поэтому обратился к Мулло Хокироху. Но тогда почему Мулло Хокирох не взял этот рис из колхозного амбара, а тащит из припасов своей старухи? Кто это по нынешним временам может так расщедриться? Откуда взялись припасы? Люди еле-еле сводят концы с концами, считают чуть ли не каждое зернышко, а Мулло Хокирох этак спокойненько берет из своих сусеков и отдает целый пуд, будто зерна у него куры не клюют. Вряд ли. А если да, то откуда? Неужели ворует?
Тетушка Нодира приостановилась от этой мысли. Неужели ворует? Тащит так ловко, что не попадается? Ну, а ревизоры, они-то что, слепые? Ведь каждый год бывают ревизии, иногда даже по два-три раза. И в этом году, как и в прошлом, приезжали по сигналам, которые поступали в прокуратуру, райисполком и райком, тщательно проверяли, как сберегается колхозное добро, и никаких, абсолютно никаких нарушений не обнаружили. Разве бывает так? Если имеются хищения, то должны же оставаться какие-то следы. Есть кончик у каждой веревочки, сколько бы она ни вилась.
Послушай, спросила себя тетушка Нодира, а ты сама-то вполне доверяешь Мулло Хокироху? Веришь ему целиком, без оглядки?
Да, трудный вопрос! Однозначно на него не ответить.
Она верила ему, не могла не верить уже хотя бы потому, что даже в самые тяжкие времена колхоз не испытывал острой нужды. Самое необходимое на складе было почти всегда. И бригадиры были довольны завскладом, который лез из кожи, чтобы удовлетворить их заявки, и редко в чем-то отказывал. Все материальные ценности оприходовались, все выдачи регистрировались, все списания своевременно актировались, и учетно-отчетная документация находилась в идеальном порядке. Не жаловались на колхоз ни банк, ни райфо, ни кооперация, ни строительные организации. Конечно, это, в первую очередь, заслуга колхозного бухгалтера Обиджона. Но если бы Мулло Хокирох не проявлял настойчивости, не был столь аккуратен, не соблюдал тщательно порядок приема и выдачи товаров и материалов, не оформлял как положено всю документацию, — ни один бухгалтер, будь он даже семи пядей во лбу, с делом не справился бы. Вот почему тетушка Нодира считала Мулло Хокироха трудолюбивым, опытным и ценным работником.