Вместе с тем где-то, как заноза, сидела мысль о том, что Мулло Хокирох — ловкий, очень ловкий и предприимчивый делец! Да, да, делец! Из тех, кто, как говорится, сдирает с глаз человека сурьму и режет подметки на ходу, а человек и не чувствует. Она, конечно, рада, что в колхозных амбарах можно найти все необходимое, но где Мулло Хокирох достает то, что нужно, вернее — как добывает? Почему он может получать и завозить товарно-материальные ценности сверх всяких фондов, тогда как другие многое и многое недополучают? Да и прошлое его темное: отца называли басмачом, сам где-то много лет пропадал… Не зря кузнец Бобо Амон не любит его, что-то знает о нем или в чем-то подозревает, но почему-то молчит…
Червь сомнений, который таился в душе тетушки Нодиры, словно бы решил выползти из норы, и она подумала о том, что Мулло Хокирох — приспособленец. Разве советская власть ему родня? Ведь она лишила и его отца, и его самого права угнетать и жить за счет других, отобрала богатства и земли, которыми владел его род. А он, сколько Нодира его знает, никогда не упускает случая воздать хвалу советской власти, активнее многих участвует в общественных мероприятиях. Но до конца ли он искренен? Может, просто мирится со временем. Живет не так, как хочется, а так, как можется.
Надо поделиться своими сомнениями с Аминджоном Рахимовым: опасенье — половина спасенья; не надо ждать грома, решила тетушка Нодира. Еще раз следует все обдумать и взвесить, попросить, чтобы помогли — вывели его на чистую воду или развеяли сомнения. А что касается дела с рисом — можно незаметно проверить завтра же утром, спросить хотя бы самого Нуруллобека…
Поглощенная этими раздумьями, тетушка Нодира не заметила, как дошла до дома. Во дворе ее встретил муж Расулджон. Он шел навстречу, постукивая костылями. Это был дородный, крупный, крепко сложенный человек. На фронте он потерял ногу, ходить на протезе еще не научился, поэтому и опирался на костыли.
— Э-э-э, тетушка, опять припозднилась? — произнес он с шутливым укором.
Увидев и услышав его, тетушка Нодира просияла. Скоро уже десять лет, как поженились, однако чувства остались по-юношески нежными и пылкими. Да и далеко им до старости, они только-только вступили в пору зрелости, расцвета всех человеческих сил. И если в кишлаке называют Нодиру тетушкой, то это только из уважения к ней. Сперва так стали называть молодые, а потом и все остальные. Даже Расулджон ласково прибавлял к ее имени слово «тетушка».
Здесь, очевидно, стоит рассказать о том, как они поженились.
После того как похоронили отца и провели весь траурный ритуал, Нодира осталась в доме одна. Родня разошлась и разъехалась по своим дворам: у каждого забот полон рот. Только Мулло Хокирох и его жена постоянно навещали Нодиру, старались не оставлять ее без присмотра. Сестра покойной матери долго уговаривала перебраться к ней, но Нодира отказалась. Предлагал ей это и Мулло Хокирох, но она и перед ним устояла, на все увещевания отвечала, что будет жить там, где жил ее отец, и сохранит свет и тепло его очага.
В тот год Нодира закончила четвертый класс и ей выдали свидетельство об окончании начальной школы. Другой школы в кишлаке не было. Учителя советовали продолжать учиться, но Нодира должна была зарабатывать на жизнь. Ее кормильцем стал небольшой участочек земли да садик вокруг дома.
Однако людям была небезразлична судьба дочери Карима-партизана. О девушке, оказывается, знали и в Богистане. На всю жизнь запомнила Нодира тот солнечный октябрьский день, когда к ней пришли невысокий худощавый мужчина и смуглая миловидная женщина. Мужчина был заведующим районным отделом народного образования.
— Это товарищ Тахирова, — представил он спутницу. — Она приехала к нам из Сталинабада, из нашей столицы. Там открылся женский педагогический техникум, и она набирает учениц. Я знаю, ты девушка смелая и решительная, и я надеюсь, поедешь учиться с радостью.