Вопли деда Репки о безнравственности моей яркой натуры, обвинения в бесстыжести и попытки воззвания к совести воспринимались мной как неконструктивные способы привлечения излишнего внимания к его скукоженной персоне.
Эй, я же вовремя вношу арендную плату, в конце-то концов! К чему излишние претензии?
– Дедусь, а дедусь. – Я приподняла полупрозрачную сорочку и от души почесала живот – со скрипом и глухим шуршанием. Старик побагровел и надвинул на глаза края шляпы – похоже, чтобы защитить свое кристально чистое восприятие от лицезрения моей бесстыжей индивидуальности. – А ты чего это меня будить удумал? Случилось что?
Дед Репка, который под беспрестанный аккомпанемент из собственного недовольного бормотания уже медленно продвигался к выходу из комнаты, внезапно наткнулся на аккуратно сложенные железные пластины у стены и с грохотом опрокинул их на пол. И, судя по гортанному воплю, на свои ноги.
– Гарпийский тлен! – выругался он, прыгая на одной ноге и одновременно пытаясь стянуть с глаз шляпу. По моей комнате вообще не рекомендуется рассекать вслепую. Не мусорка, но настоящая свалка.
– Вот и конец порядку, – констатировала я, грустно рассматривая разлетевшиеся по всему полу пластины.
– Да какой, к чертям, порядок! – вспылил дед Репка, избавившись, наконец, от головного убора. Но едва его взгляд упал на меня, рука сама собой вновь потянулась к шляпе. Наверное, все-таки стоило натянуть штаны. А то не ровен час и старикан, пряча свои невинные глазки, снесет в моем жилище еще какую-нибудь более или менее полезную конструкцию. – Не комната, а помойка!
– Но-но, у комнатушки тоже есть чувства. Она может и обидеться. – Так и не найдя своих брюк с множеством карманов, которые я любовно обзывала «рабочие штаники», я удовлетворилась укороченной вариацией из плотной ткани, которая более напоминала тканевую полоску и едва-едва прикрывала ягодицы. Вообще-то она тоже была частью комплекта нижнего белья (которое, к слову, приобретало все большую любовь у модниц по всей Утопии взамен отвратительных рюшечных подштанников под платья, и, особенно, у богатеньких барышень), но кому интересны такие мелочи?
Моим пристанищем вот уже почти целый год была комната площадью три на пять метров, располагающаяся в самом верхнем блоке одной из Шатких Башен. Шаткие Башни представляли собой высокие конструкции, состоящие из комнат-блоков самых различных материалов и размеров. Блоки громоздились друг на друга и, в общем-то, держались на одной молитве богам Святой Земли – проще говоря, не крепились друг к другу. От малейшего ветра Башни раскачивались и, время от времени, толкали соседние. Блоки скрипели, скрежетали, двигались и норовили ухнуть вниз вместе со своими жильцами.
Но большему риску, конечно же, подвергались блоки, находящиеся на самой вершине Башен. Такие обваливались чаще всего и на долгие часы перекрывали узкие улочки района, а во что превращались бедняги-жильцы, не успевшие вовремя выбраться… ай-ай. Скажу одно: выковыривать их по кусочкам из-под обломков было занятием преинтереснейшим, но долгим…
И я вовсе не циник. Хотя нет, циник.
С другой стороны, район Шатких Башен был по уровню презентабельности где-то у самого дна, что меня вполне устраивало, ведь снять здесь жилье по дешевке не представляло особого труда. А уж самый верхний блок в Башне стоил мне сущие гроши – достался почти за одно клятвенное обещание не издохнуть.
На всем протяжении района неровный строй Башен оплетали тысячи толстых веревок, создавая полномасштабную паутину для этакого гигантского паука. «Паутина», вероятно, служила для маломальского удерживания Башен от излишнего шатания. Два окна моей комнатушки всегда оставались открытыми, и я запомнила каждое сплетение веревок, располагающихся напротив моих окон, расстояние до них, а также заранее выбрала те, которые по виду имели наибольший шанс удержать мой вес даже при резком рывке.
В случае катастрофы я собиралась выпрыгнуть в одно из окон и вцепиться в какую-нибудь из этих крепких паутинных нитей. К случайной гибели людей я была равнодушна, что не мешало мне скрупулезно трястись над собственным набором мяса и сухожилий.
– Так что случилось, дедусь? – снова обратилась я к домовладельцу. Меня мучило любопытство. Что же заставило его самолично подняться в самую опасную часть Башни?