Вокруг потемнело, наступила южная ночь, которая, как известно, наступает мгновенно, а я продолжал падать. Затяжной прыжок. Я оказался в мягком и ледяном, и свет окончательно погас, и невозможно было продохнуть.
— Где я?
С трудом сообразил, что нахожусь в глубоком сугробе. Наваждение! Я попытался закричать, но рот был забит снегом.
«Неужели вижу сон? — мелькнула мысль.— По асфальту ехали. Откуда снег?»
Я протянул руку... Наткнулся на что-то твердое, каменное и холодное. Кругом было каменное.
— Э-э-э! — заорал я от страха, выплевывая снег — Люди! На помощь!
Сверху с неба донесся гулкий голос:
— Альберт, живой?
— Не знаю. Да где же я?
— В канализационный колодец упал.
Оказывается, машина проехала канализационный люк и остановилась. Крышки на люке не было. Может быть, ее фрицы в Германию увезли, как памятник Петру I из Петровского сквера, может, еще кто-то другой спер для важных целей, только я влетел в колодец. Вошел я в отверстие без сучка и задоринки, спасибо, на дне сохранился снег, а то бы собирали меня по косточкам.
Когда я вылез на землю белый, как лунь, девчата минуты три глядели на меня оторопело, а потом упали от смеха. Началось... Зинченко гоготал, как будто по пустой металлической бочке били камнями, Валька Е>елов вытаращил глаза и замер, точно ему дали под дых, а шофер... Его смех напоминал залп гвардейских минометов: вжи-вжи... Ха-ха, вжи-вжи-ха-ха... Он ударил по мотору ручкой, мотор чихнул, шофер замолк, сунул ручку в мотор, крутнул. Машина застучала, мы полезли в кузов.
г — «Смотрите, как действуют»,— вспомнил кто-то, и начался новый приступ смеха.
Когда, повизгивая, хохоча, наша команда подкатила к хлебозаводу, люди, что стояли у ворот завода, остолбенели.
— Сумасшедший дом на побывку отпустили? — спросила пожилая женщина в комбинезоне.
— Вылазь! — приказал Зинченко и добавил: — Только не через задний борт.
И опять началось веселье. Захихикали рабочие, не понимая, по какому поводу смеются, а когда я занес ногу, Роза сказала:
— Подожди, Альберт, погляжу...
И она ощупала землю перед машиной.
Давай, твердо, дыр не обнаружено.
— Дураки! — закричал я, но прыгать ласточкой не решился. Не хотелось на этот раз почему-то.
- Вы те, кто положено? — спросила с большим недоверием пожилая женщина в комбинезоне.— А не цирк?
— Они, они,— сказал шофер.— Минеры.
Не понимаю,— сказала женщина.— Почему тогда смешки? Абрам Самуилович позвонил, поднял, как всегда, панику, мы обежали двор, людей вывели, бетон стынет. Сделали замес... Цемента дали всего ничего, три тонны. Килограммов двести впустую схватится. Подумаешь, показалось, что тикает. Может, мыши скребутся.
— Это у вас в голове скребется,— грубо сказал я.— Зинченко, начальник, кончай ржать! Зачем нас сюда привезли?
— Цэ дило! — наконец посерьезнел старший сержант, расправил комсоставский ремень на поясе.— Начихать на цемент. Всех с улицы за три квартала. Хорошо, что приехали в комплекте. Галя, Галочка, распредели посты. Оцепите бегом завод, чтобы никто не прошел, не пролетел. Так... На территорию иду я, Белов, не сдрейфишь, пойдешь?
— Я завсегда,— сказал Валька и тихо улыбнулся..1
— Тоже с вами,— подал голос я.
— Нет, друг, оставайся здесь...
Старший сержант опять было засмеялся, но. увидев печальное лицо женщины, сдержался.
— Рука дрогнет... Если потребуется, позову. Действуйте! Чтоб никого поблизости. Так... Двинули. Бери инструмент.
Но старший сержант пошел не сразу.
Постоял минуту, набрал в грудь воздуха, плотно застегнул воротничок, из-под которого на миллиметр выглядывал, как положено, белый кантик, стряхнул шапкой пыль с сапог и пошел. Валька нес следом инструмент в сумке. Белов шел как-то боком, как котенок, который учится ходить.
— Девочки,— начала Галя...
Хорошо, что назначили ее старшей. Я не обиделся. А если и обиделся, то совсем немножко: старшиной назначил меня, а как дошло до дела... Другому власть отдали.
Мне выпало идти с Веркой в начало улицы. Верка шла рядом злая, аж глаза потемнели.
— Галечке все... Подбивается. Ух, немецкая шлюха! Я ей за...
— Ты чего бормочешь? — остановился я. Чего язык распустила, как помело? Как тебе не стыдно!
— И ни капельки,— огрызнулась Верка. Я наконец догадался, что ее тоже возмутило решение Зинченко назначить старшей при выполнении первого задания Галю. Но мало ли что бывает на фронте, а сейчас мы были на передовой, впереди наступающей цепи.
— Приказы начальников не обсуждаются, — сказал я.
— Какой он мне начальник!
— Прекрати! — разозлился я.— Мы на боевом задании. Человек пошел на смерть. Ты представляешь, что такое бомба замедленного действия?