Выбрать главу

— Ласточка пришла,— встретил меня Рогдай. Ле­ша сидел на толстой чурке, заменявшей кресло, любимом месте профессионального инвалида-гипертоника Муравского. Между прочим, инвалид пошел в гору, он теперь утверждал, что он контуженый.

— Какая Ласточка? — спросил я, оглядываясь на Серафиму Петровну.— Я не один. Кончай шутки.

— Тебя Ласточкой до смерти буду звать. Как ты с машины-то сиганул? Ну, смех... Расскажи. Ну дал. «Глядите, как прыгаю». И прыг, и прямо в канализацию.

— Откуда тебе-то известно? — удивился я.

— Весь город знает,— засмеялся Рогдай. Потом уставился на вошедших.— Кого привел? Знакомые? Из какой деревни?

— Им ночевать негде,— сказал я.— Только в город приехали.

— Хлеб да соль,— выступила вперед Серафима Петровна — Извините, что вторглись незваные. Прои­зошло недоразумение. Мы гороно искали, юноша при­нял участие в поисках.

— Училка, что ли? — спросил Лешка-моряк.

— Ага, по литературе. Из плена притопала.

— Племя младое,— раскланялся Лешка.— Племя незнакомое.

— Настенька, Елочка и Ванюша. Мы спаслись от сорока бомбежек, спасались у партизан.

— Проходите, проходите,— прервал я новый водо­пад слов.— Она китов ищет, на которых земля держится, пока поживите у нас. Киты сейчас в эвакуации, в районе Ташкента оборону держат.

Подвал никогда не казался мне таким убогим, как в тот вечер. Мокрый, красный камень с обвалившейся штукатуркой, лужа у порога, лужи по углам, душно, сыро, темно. Скамейки вместо кроватей, посредине «буржуйка», в углу дрова — наломанные в развалинах несгоревшие подоконники и перила. Ящики из-под сна­рядов, закопченный дымом потолок, на стене висит немецкий автомат — Рогдай повесил для красоты.

— У нас здесь не гостиница и не общежитие,— сказал мрачно Рогдай.— Приводишь лапотников, Ласточка, без согласия коллектива.

— Дети подземелья,— сказал Лешка.— Места хва­тит. Не обращайте внимания, меня хуже встретили, чуть не набили бока.

— Чего командуешь? — попер на Лешку Рогдай.— Кто ты такой? Если пустил, так сиди и молчи.

— Ша! — оскалился Лешка, потом встал и с улыб­кой пошел навстречу Серафиме Петровне.— Трудно­воспитуемый ребенок. Пусть вас не беспокоит. Для училки, для учительницы... Позвольте вашу руку, мило­сти просим.

— Ради бога,— попятилась ошарашенная приемом Серафима Петровна,— Не нужно. Сами устроимся. Мы закалились. Мы же русские. И в сугробах ночевали. Сорок бомбежек перенесли...

— Встань, балбес, извинись... Сними шапку перед учительницей! — взорвался Лешка и оскалился, как блатной на толковище.— Что сказал, шкет!

Рогдай встал, он кусал губы. Он свирепел. Я ждал истерики.

— Друзья,— распростерла руки Серафима Петров­на.— Пусть будет мир в вашем доме. Настенька, Ваню­ша. Елочка, вставайте, пойдем.

— Кончай базар! — вмешался я.— Рогдай, кончай, буржуин нашелся. А если наша мама сейчас так же где- нибудь ходит?..

— Да ладно! — сдался Рогдай.— Извините! Мы его ждали. Он сегодня с машины затяжной прыжок сделал. На базаре со смеху умирали, когда рассказали с хлебо­завода. Спортсмен-рекордсмен.

— Степа,— так почему-то представился Лешка.— Этот мальчик, Альберт Васин, молодец, что догадался привести вас, он сегодня совершил героический поступок: он с товарищами разрядил бомбу замедленного действия с часовым механизмом, спасли хлебозавод и свою жизнь. Так что... Мы и ожидали его, хотели отметить. Девочке не нравится подвал? Мне тоже. Когда будете замуж выходить, у каждой из вас будет по персональной комнате, и ванная, и балкон. Гражданка учительница, сидайте, как говорят в Хохляндии. Я отлу­чусь на минуту. Други,— он обернулся к нам,— ко­мандуйте. Не позорьте третье сословие.

Когда Степа-Леша вернулся, в подвале командовал! Серафима Петровна. Учителя умеют командовать. На­верное, это и называется педагогическими наклонностя­ми. Серафима Петровна шепнула что-то девчонкам, те взяли ветки и начали подметать, дрова собрали, вь»« несли в соседний «отсек», золу из печи выгребли. Волей-неволей пришлось помогать. На ящики постели­ли кусок клеенки, и ящики превратились в нечто иное.

— Ох, сколько стирки,— сказала Серафима Пет­ровна, вытаскивая из-под лавок грязное белье.

— Я говорил, давай постирушку организуем,— ши­пел за спиной Рогдай. Из-за стирки и мытья трех мисок и трех котелков у нас происходили нескончаемые споры, чуть не до драки.

— Чистюля,— ответил я.— Химичил на базаре? Опять бушлат продавали?

— Два раза продали,— похвастался Рогдай.

— И два раза вам вернули и денег назад не потребо­вали?