— Точно.
— Воруете?
— Не,— поклялся брат.— Честно. Магия. Ловкость рук и никакого мошенничества.
Я ломал голову, как они умудряются по два раза в день продавать Степкин-Лешкин бушлат. Непонятная комбинация.
— Вроде Чингисхана? — спросил я,— Но бушлат не имеет ног.
— Увидишь,— шепотом ответил Рогдай.
Степа-Леша вернулся с ведром. Он торжественно поставил ведро на стол, вытер руки о живот, хотел было сплюнуть, но огляделся.
— Братцы, давно советовал жениться кому-нибудь. В Непале два брата берут одну жену, и вы жили бы не хуже непальцев, хотя у вас нет бананов. Какой же непалец без бананов? Между прочим, бананы там, говорят, как у нас картошка, а картошка у них, как у нас бананы. Жалко, пропуска не достать, а то бы махнул за бананами Купили бы два мешка картошки, из Непала привезли бы два мешка бананов, провернули бы коммерцию, получили бы барыш два мешка медяков.
— Бананов! Картошки бы достал.
I — Снимите со стола ведро,— сказала Настенька, держа в руках ветки вместо веника.
— Пусть стоит,— ответил Степа-Леша.
— На стол ведра не ставят.
— Вначале погляди, что в ведре.
Настенька приподнялась на носки, заглянула в ведро и засмеялась.
— Молоко для Ванюши,— сказал Степа-Леша.
— Слушай, друг,— решил я выяснить,— Как тебя все-таки правильно зовут? То ты Леша, то ты Степа?
— Называй Степой, не ошибешься, так меня с рождения звали, потом документы выправили на Лешу и другую фамилию дали.
Зачем тебе два имени, две фамилии? Натворил что-нибудь сверхъестественное?
— Почему сверхъестественное? Самое обыкновенное.— Степа-Леша помолчал, потом произнес, сощурив глаза: Я умудрился родиться сыном «врага народа».
— Слышали про таких?
Конечно,— ответил я,— Даже Рогдай помнит...
У нас в четвертом «Б» Тридцать четвертой неполной средней школы почти половина учеников были сынами «врагов». Первым оказался Пашков Борька... Его посадили отдельно, с ним никто не разговаривал; и мужа нашей учительницы, Марии Васильевны, тоже арестовали, моего отца тоже, но потом выпустили... Он месяц был в тюрьме, потом болел долго.
Моего не отпустили,— горько усмехнулся Степа- Леша.— Хватит об этом! Эх, Ванятка, что-то мне твоя голубизна не нравится. Иди сюда! Молока хочешь? Пей от пуза, считай, что я твоя корова.
Мы сели за стол. Ребятишки не отрывали глаз от еды. Застолица получилась приятная: у нас была крыша над головой, хотя и гигроскопическая, был стол, пусть из снарядных ящиков, и, главное, мы могли пригласить к себе людей отведать картошки с хлебом, салом, луком, больше того, мы могли приютить людей в бесприютном городе. Мы были настоящими воронежцами.
Товарищи, будем без ханжества,— подала голос Серафима Петровна,— Пролетит буря, солнце согреет землю... Если говорить по правде, вы сильнее меня. Не физически. Если потребуется, я могу двинуть не хуже мужика. Настенька не даст соврать, ухватом как дала одному фрицу...
— Мы еле убежали,— сказала застенчиво Настенька, не в силах удержаться от соблазна и не напихать полный рот жареной картошки.— Нас, как партизан, ловили. Мы лугом, потом кустами, потом болотом перебрались и оказались у настоящих партизан. Ванечка не плакал. Ванечка, помнишь, как мы убегали? Мама, ему можно картошки?
— Не знаю,— сказала Серафима Петровна. Он постился долго... Как бы у него желудочек не испортился окончательно. Налей еще молока в кружку.
Она сидела за столом основательно. Руки сильные, с широкими ладонями, из которых не выпадет серп, не то что красный карандаш, которым подчеркивают ошибки в тетрадях. И почему-то мне вдруг захотелось, чтоб эти руки погладили меня по голове...
Я устыдился своей нежности — не маленький, встал, выхватил из подголовья новые сапоги.
— Правильно! — поддержал Рогдай.— Серафима Петровна, снимайте лапти, сапоги есть.
— Не имею права...— пришла она в искреннее заме шательство. И руки замерли, лишь пальцы чуть-чуть вздрагивали: то ли им не терпелось сбросить онучи, то ли они отдыхали.
— Эх-ма! — сказал Степа-Леша.— Утерли нос. дети подземелья. Бери, мать, бери, Петровна! Сочтемся
И он взял рюкзак, отряхнул его, точно от дорожной пыли, развязал и вынул новую фланельку.
— Это тебе, Настенька, получится куртка.
— Как же так, вам от начальства попадет, сразу столько много...
— Это Ванятке,— сказал Степа-Леша и вынул тельняшку.
На минуту нам с Рогдаем стало плохо: тельняшка' Мечта! Несбыточная! Но мы сумели сказать, правда, без энтузиазма:
— Теплая. Красивая. Берите... Не жалко!
Серафима Петровна разулась. Ноги у нее были ужасные — натруженные, шишковатые, большие, с синими венами на икрах. Она инстинктивно спрятала их под лавку.