Оперетта пользовалась у воронежцев в сороковые военные годы невероятным успехом, люди истосковались по зрелищам, на которых можно было отвлечься от повседневных невеселых забот, осточертевших за бесконечные годы войны. Слава богу, дело шло к финишу, кончатся страхи, перестанут приходить с фронта похоронки, матери перестанут бояться за сыновей, достигших призывного возраста, жизнь станет легкой, веселой, как в оперетте.
Мы прошли к служебному входу, смело вошли в заветную дверь. На контроле сидела тетя Варя, вязала шерстяной носок и ждала, когда закипит чайник на электроплитке. Она всю жизнь проработала вахтером в театре — до войны в ТЮЗе, теперь в Музкомедии — и никакой работы больше не желала. Ее знали все актеры и работники сцены.
— Добрый вечер! — поприветствовал ее Вовка. Вовку она пропускала со скрипом, хотя его двоюродная сестра, Лялька, работала в кассе. Другое дело я, Васин, которого она знала с пеленок, даже помогала когда-то матери моей делать ремонт квартиры — оклеивала стены старыми газетами.
— Алик, ты обещал примус починить,— заворчала она.— Просишь, просишь, как чужого. Трепач несчастный, не можешь, не обещай. Это с тобой? — кивнула она на Володьку, точно не признала.
— Приду. Завтра приду,— сказал я, не уверенный, что выполню обещание.
Я любил Музкомедию: тут все свои, вернулись из оккупации или эвакуации.
Сцена из кресла в зрительном зале — зрелище, из суфлерской будки — труд, жизнь, страсти и болезни.
Общая уборная Музкомедии была слеплена на живую нитку — длинная комната с рядом зеркал. Переодевались за ширмой, было холодно, потолок протекал, танцовщицы из кордебалета грелись около бака для стирки, куда насыпали речного песку, а в песок засунули мощную лампу. Ее подарил артистам мой знакомый начальник тюрьмы, такими лампами освещают контрольную полосу в зоне. Песок лампа нагревала превосходно, от бочки шло тепло, как от русской печки, когда в ней хозяева собирались мыться.
— Алик! Что не приходил? Не болел? Почини розетку! Алик, подбей стул!
За столиками кончали гримироваться Дарский и Валентинов. Дарений — герой-любовник, Валентинов — комик, выступал в паре с Бояновым.
— Привет, Алик!
Мы проскочили мимо Тамары Наболдиной, примы- балерины, чернявой, маленькой и худенькой женщины, она ссорилась с костюмершей, тетей Зиной, которая привела меня домой из госпиталя. Тетя Зина судорожно подшивала прямо на танцовщице наряд индианки, уколола палец и сунула его в рот, как маленькая. Мы протиснулись в дверь и спустились в подвал по крутой лестнице, сваренной из железных полос, вытянув вперед руки, чтоб не выколоть глаз о гвоздь или кусок проволоки, пошли на звук и оказались в оркестровой яме. Никто на нас не обращал внимания, на сцене пел Фразе; пригнувшись, мы просочились к ударнику, где у нас было «логово» — доска на двух кирпичах, на нашей «плацкарте» уже сидели две девицы.
— Алик, конец света! — обалдел Вовка.—Глянь, кто пришел!
На наших местах сидела Галина и девчонка с русой косой, мне незнакомая.
— Какими судьбами к нашему шалашу? — спросил я, не веря глазам.
Алик! — обрадовалась Галя.— Нас сюда посадил главный осветитель.
— Просто осветитель,— сказал я.— Борька хромой, бабник несчастный. Чего к себе не взял?
Он ухажер не наш,— сказала блондинка с косой,— он за нашей подругой ухаживает, за Виолеттой.
— Ладно, усядемся, тихо! — зашептал я.
Борька, парень на протезе, отличался непомерной жаждой любви и каждый день таскал к себе «на-гора» к осветительной аппаратуре девиц, охмурял «искусством», потому что не мог ходить на танцы.
На сцену выбежала индианка. Начала знаменитый танец из «Роз-Мари». Тамара летала по сцене в бешеном ритме. Мы сжались на узкой доске, Галя с подругой посередине, мы по бокам. Чтоб не упасть, я обхватил Галю за талию, она меня за плечи, Вовка тоже обнял блондинку, что-то шептал ей на ухо, девчонка кивала головой и смеялась.
В антракте мы прогуливались по фойе. Настроение было испорчено: блондинка,— как выяснилось, ее звали Юлей,— разорвала юбку. Девушки ушли в туалет зашивать прореху, мы купили в буфете коммерческих конфет. Буфет бурлил. В городе стало много офицеров, в основном летчиков. Полковник с красивой женщиной в шикарном платье встретил друга, майора. Они обнялись. Заговорили громко, радостно, не стесняясь, а может быть, и радуясь, что их слушают другие.
— Откуда?
— Из Пруссии...
— А я из Румынии...
— После спектакля к нам, есть коньяк.
— У меня виски. Летал на американском Б-26.