Я прислонился к колонне, не стесняясь завидовал им напропалую. Вряд ли когда в жизни у меня будет такая красивая женщина и я смогу сказать другу: «Заходи, тут я из-за границы бутылочку шнапса привез». Майор, полковник... Эти люди для меня были на недосягаемой высоте. А молодые лейтенанты, летчики-короли, вся грудь в орденах, не то что мы, обшарпанные долговязые подростки, хотя в войну повидали не меньше, а горя и больше, но расклад для нас иной — малолетки. Первый раз в жизни я пожалел, что не прицепил свою «За боевые заслуги».
После спектакля Володя пошел провожать Юлю, жила она около Гармошки, здания, построенного по капризу архитектора гармошкой. Я сел с Галей на «шестерку», но до Областной больницы не доехали, трамвай свернул к вокзалу, мы пошли через железнодорожный мост. Мы шли «по-суворовски», то есть не под ручку, а рядом. И молчали.
Я был безумно счастлив, что провожал Галю. Мы подошли к ее бараку, постояли на пороге.
— Замерз? — спросила она участливо.
— Ничего... Ноги только немножко.— Я постучал ботинком о ботинок.
— Пошли ко мне, чаем угощу, только не баси: слышимость жуткая. Чихнешь, утром тебе все говорят: «Будь здорова». Осторожнее, справа велосипед висит, начмеда. Ведра... Иди за мной.
Она взяла мою руку и пошла вперед, я за ней. Ходить в темноте по незнакомым коридорам практически невозможно без шума, но мы прошли, как кошки.
Ее каморку можно было переплюнуть из конца в конец — койка, стол, «буржуйка», тощий шкафчик, на стене вырезка из «Огонька».
— Т-с-с! — Галя приложила палец к губам, сбросила полушубок, присела к «буржуйке», зажгла спичку. Дрова у нее были припасены заранее. В печурке весело затрещал огонь, она усадила меня на кровать, шинель и кубанку повесила на гвоздь при входе, присела рядом.
— Сейчас чайник закипит. Попьешь, легче будет домой бежать.
Я отогревался, но вместе с теплом ко мне вдруг пришло что-то иное, властное, темное, жгучее, мне вдруг стало мало воздуха... Галя была рядом, я видел ее и чувствовал ее... В голове, ставшей тяжелой и дурной, почему-то начала пульсировать лишь одна мысль: «Надо ее целовать, целовать, целовать...» Мне не представлялось, что может произойти потом, как вести себя дальше, как вести себя сейчас? Зачем она меня пригласила? Зачем мы прокрались, как мыши, а теперь сидим, чуть не прижавшись друг к другу? Она ведь опытнее меня, знает, что может и должно произойти, когда мужчина и женщина остаются ночью наедине. А что именно? Я много раз слышал об ЭТОМ!
— Бери кружку,— сказала Галя. Она нечаянно дотронулась до моего колена. Нечаянно ли? А может, специально?
Что же делать? Она ждет? Моих действий? Ждет ли?
Прошла тысяча лет, но я с великим стыдом вспоминаю свои поступки в тот вечер. Я неумело, гадко, нахально, порывисто, больно, испуганно и похотливо подался к ней, облапил ее и стал как помешанный целовать ее плечи, шею, щеки, куда попаду. Она не ожидала такой прыти от дохлого Алика, сначала обомлела, затем наотмашь ударила меня по лицу.
— Ах ты скотина! Я-то думала, что ты настоящий товарищ! Я поверила, что ты чистый мальчик! А ты скот! Вон! Как все! Дрянь! Уходи немедленно! Я ненавижу тебя и таких, как ты! Сволочи!
От ее удара я упал на «буржуйку», меня ошпарило кипятком из чайника. Я не почувствовал боли, всемирный позор обрушился на меня. Ничего не соображая, я побежал по коридору барака, на меня падали велосипеды, тазы и корыта, я выскочил на улицу и бросился от отчаяния к лесу, к Ботаническому саду, и скатился, как ком снега, в глубокий овраг. Я бежал куда-то, падал, полз, в кровь сдирал ногти о наледь.
Была белая морозная ночь. Луна в венчике плыла над замерзшей землей, тени от деревьев были четкими и длинными. Мороз быстро пробрал меня до костей.
— Так тебе и надо! Замерзай! — твердил я, как заводной, и слезы леденели на ресницах.
Пришел домой я к рассвету, в разорванном свитере и брюках, с помороженными ногами и ободранными в кровь руками. И упал на пороге.
У меня была высокая температура, началось тяжелейшее крупозное воспаление легких.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Моя кровать стояла у окна... Я сел. И закружилась голова, как будто сбросили с колокольни, и я летел, кувыркаясь, как голубь турман,— четвертый этаж! Жуть! После подвала высота неимоверная. Я откинулся на подушку. За стеной играло пианино. Около кровати появилась Елка и защебетала:
— Здравствуйте! Наконец очнулись! Не надоело болеть?
— Почему я у вас? Как сюда попал?
— Мы тебя на саночках привезли. Знаешь, какой ты тяжелый? Дядя Яша помогал, тетя Галя. Мама, как узнала, что ты свалился наподобие нашего Ванечки, сразу тебя забрала. В подвале все помрут. У вас там сейчас талой водой залило. Дышать нечем, как в парной. И чего вы там сидите? Получили бы комнату, как нормальные люди, на развалине написали бы адрес,— она поджала губы, копируя мать, этакая маленькая, от горшка два вершка, умудренная опытом женщина.