— Так это же он пялил, а не она. Она красивая, мужики к ней и липнут, а она их... Она их презирает. И Зинченко она презирала.
— Как, как? — двинулась на меня Верка.— Мужа моего презирала? Что он, хуже других? Ей особого подавай? Нецелованных?
— Понесло! Поехало! — устало махнул я рукой,— Пойми, перед Галей я виноват, я обидел ее, никто ей не нужен. Зря ты подругу честишь.
— И тебя охмурила,— по-своему решила Верка, взяла сына и ушла. Как ей объяснить, что она не права?
За стеной опять заиграли на пианино. Днем дома никого не было. Я встал, меня пошатывало, держась за стенку вышел на лестницу, потихоньку спустился, вошел в соседний подъезд, наверное, чуть не час поднимался на четвертый этаж, и чем ближе подходил к двери, из-за которой доносились звуки, тем больше распалялся, видел наяву, как откроет дверь замухрышка пианист, обязательно в очках и в подтяжках красного цвета, на ногах «карапетки» без задников, лицо прыщавое, нос три метра в склеротических прожилках, он спросит: «Что вам надо?», я ему скажу... Отведу душу. Ступеньки казались необычно высокими, ноги пудовыми, я сел, посидел, набрался сил, пошел к двери и нажал на кнопку звонка. И понял, что злость где-то по пути потерялась. Дверь открылась, на пороге стояла девушка в байковом халате. Я ее сразу узнал.
— Вам кого?
— Здравствуйте, Рита! — сказал я сипло.
— Вы меня знаете? — удивилась она и оглядела меня, как ученик скелет на уроке биологии.
— Неужели я такой страшный стал? Не узнаешь? Она шире раскрыла створку двери, пригляделась.
— Ой, точно знакомы, Аликом тебя зовут, да? Ты потом в армию поступил, да? Брат у тебя еще был маленький?
— Точно! Признала. А я думаю, кто играет за стеной? Оказывается, старая знакомая.
— Ты наш сосед? Дедушка, дедушка, к нам соседи в гости пожаловали.
Она схватила меня за руку, повела в комнату, там за пианино сидел мальчишка, перед ним были развернуты ноты.
— На сегодня хватит! — сказала Рита.— Мой ученик. Я учусь в музыкальной школе и с дедушкой даю уроки. Как ты? Где брат? Рассказывай! Помнишь, как дедушка играл на скрипке в клубе?
Ученик, обрадовавшись, быстренько сложил ноты в расхлестанную папку без тесемок, сунул ее под мышку и, забыв попрощаться, исчез. Пришел дед Майер, тоже удивился и обрадовался, меня усадили как почетного гостя под портретом композитора Глинки. Жалко, мне было не до разговоров, я закрыл глаза и заснул. В гостях. На радостях. Совсем я выбился из сил.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Пленных фрицев пригнали чуть свет. Зима сорок пятого была мягкой, с длительными оттепелями, не то что в сорок первом, когда воробьи, спасаясь от мороза, залетали в магазины и учреждения. Улицы были без снега, сугробы лежали лишь в развалинах. Пришли немцы без вооруженного конвоя, шли не в ногу, хотя и строем, впереди и сзади два немца с красными кружочками на палках, вроде нынешнего ГАИ, к ним привыкли, и осатаневшие мальчишки не пытались исподтишка врезать «фашисту» камнем из рогатки. За это попадало крепко, вызывали матерей в комендатуру. Партизанщина окончилась сама собой, когда пленных стало, что нерезаных собак, а наши ворвались в проклятую Германию. Фрицы работали медленно, без русских длинных перекуров, восстанавливали дома основательно, аккуратно, на века, как кирхи.
— Выноси!
Мы уезжали из родного дома. Люди обладают удивительной способностью обрастать барахлом. Мы пришли в подвал с единственным вещмешком, уезжали с «добром», которого хватило на целую подводу. Лошадь достал по старой дружбе артист Боянов. С ним еще трое артистов. На подводе стояли кресла, стулья, трюмо и роскошная софа.
— Это подарок от театра Хранителям Развалин Дома артистов,— патетически сказал Валентинов, комик в жизни и на сцене, смешной.— Когда-нибудь на фасаде дома Фридриха Энгельса, пятьдесят восемь, будет висеть мемориальная доска: «Здесь родились и жили дольше всех братья Васины».
— Не тот текст! — запротестовал Боянов.— Предлагаю другой. «Они здесь выстояли!» Вот так... Однажды они меня здесь в пираты чуть не обратили. Ох и попало же от покойной жены!
Выносили наши жалкие пожитки без меня.
— Отдыхай! Без тебя справимся.
— Где вы раздобыли софу и кресла? — поинтересовался я.
— Из списанного реквизита,— объяснил Фразе.
Я не ожидал такой чести, «звезда» оперетты таскал мои узлы. Если рассказать ребятам в техникуме, не поверят. Полковнику с красивой дамой, которому я завидовал в фойе театра, такая честь вряд ли была бы оказана.