— Дай сюда! — спокойно сказал я, и в моем голосе было столько решимости, что проректор взял награду и молча протянул мне.
— Я ее заслужил! — сказал я.— Я награжден Верховным Советом, и никакое собрание студентов не имеет права срывать с меня награды. Тем более он,— я указал на брата пальцем,— он выкрал мою награду.
— Бред собачий! — вскочили ребята в коридоре.— Так оклеветать родного брата!
— Откуда этот пацан вылез?
— Кто его звал? Васин, это действительно твой родственник?
— Вы мне не верите? — уже почти кричал Рогдай.— А вот... Вот посмотрите! Что он хранит! Смотрите! Это его рукой написано на обратной стороне фотографии «Тетя Клара! Я горжусь тобой». Немецкой шпионкой! Это ее муж, немецкий офицер... Смотрите! А вы не верите! Я обязан был его разоблачить.
На стол с красной скатертью, как на стол трибунала, легла фотография, которую я выпросил у офицера в развалинах нашего родного дома.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дорога в Перлевку начиналась за Курским вокзалом, я прошел несколько улиц с мазанками, как на Украине, спустился в широкую и голую лощину, внизу вместо моста была насыпь, под ней широкая бетонная труба. В рюкзаке у меня лежало два магнето, снятых со сбитых наших П-2 на самолетном кладбище,— они подходили к тракторам и, по слухам, очень ценились в деревнях. Дома я не ночевал. После комсомольского собрания я впал в отчаяние, думал даже о самоубийстве. Мой прием отложили до «выяснения»... Какие выяснения? Кто им будет давать справку о тете Кларе и Вилли-Ване? Генеральный штаб, НКВД, КГБ или разведотдел расформированного Воронежского фронта? Наши войска подошли к Берлину, скоро будет Победа, сейчас не до подобных справок. Конечно, рано или поздно истина восторжествует, но для меня каждый день, каждый час быть оклеветанным равносилен пыткам в гестапо. И кем быть несправедливо очерненным? Родным братом... Младшим братом! «Я как патриот...» Как легко иногда объявляют себя патриотами, чтоб сплеча бить под дых другого, стать его самозваным судьей и палачом.
Чтоб легче было идти, я начал выкрикивать прибаутки сапера Зинченко:
«Открой, сапер, ворота — пройдут танки и пехота». «В наступлении сапер впереди, в отступлении — позади».
Но прибаутки не помогли.
Поднявшись на первый гребень водораздела, с которого открывался извилистый синий Дон, я почувствовал вес магнето. Конечно, я еще был слабым, и дорога в тридцать километров предстояла нелегкая, я рассчитывал пройти ее за двое суток. Постояв на гребне, я не спеша пошел к Дону, переправился на странном сооружении, называемом паромом: он почему-то не тонул, наверное, держался на плаву паромщиком, который цеплялся за ржавый трос дубинкой с поперечной прорезью,— два понтона, четыре широкие лодки и с десяток обыкновенных бочек, в которых солят огурцы. Со мной переправлялось человек шесть и две подводы — на одной мешок с цементом, на другой женщина в брезентовом плаще и толстом темном платке на голове. Возле нее лежал коленчатый вал для ЧТЗ, он сбил меня с правильного пути. Я подошел к ней, поздоровался.
— Тетенька,— начал я, смиренно поставив мешок с магнето к ногам,— как пройти на Перлевку, направо или налево?
— Племянничек нашелся,— усмехнулась женщина.— Чего тебя, городского, несет туда нелегкая?
— Просили меня принести кое-чего для МТС,— сказал я, глядя на коленчатый вал.
— Ерофеич, что ли?
— Он, он, Ерофеич,— закивал я головой, впервые слыша о существовании этого человека.— Просил поднести. Не довезете? У вас вторая подвода идет на поводу, я бы сошел за возчика. Скорее бы доехали.
— Ты не механик?
— Вроде...
— Что несешь?
— Магнето для трактора...
— Покажи! — соскочила с воза женщина.— Куришь?
— Не балуюсь. Легкие слабые.
— Это хорошо... В смысле, что не куришь. Одна капля никотина убивает лошадь. Слышал?
Глядя на ее рабочие пальцы с трещинами, в которые въелся чернозем и никотин, я понял, что сама она смолит, как паровоз.
Не спеша развязал мешок, достал магнето. Женщина оживилась, пощупала ласково механизмы, облизнула сухие губы, протянула руку.
— Давай знакомиться, я председатель колхоза «Светлый луч». Не слышал? Это по пути в Перлевку. Конечно, подвезу, по дороге поговорим, парень ты, вижу, самостоятельный, я таких уважаю. Садись. Вдвоем веселее, а коленвал к цементу положим. Слышь, цемента достать можешь? Просила две подводы, дали один мешок. Что с ним делать? Пить с ним чай вприглядку? Нет цемента?