А если у кого-нибудь из моих сверстников прорезался, как молочный зуб, хоть какой-нибудь талантишко, одаренного ребенка немедленно брали за руку, вели в Дом народного творчества, в студию Дома пионеров; его, как и сотню таких же огольцов, терпеливо выслушивали на бесконечных олимпиадах, смотрах и т. д. и т. п.
В городе жило много «бывших». Город до революции был дворянским гнездом. «Бывшие» — пожилые люди, растерявшие в урагане революции здоровье и близких, не говоря уже о поместьях и состояниях, томимые бесконечным одиночеством, буквально навязывались добровольными боннами к нам, детям рабочих и крестьян.
Если бы я в то время понимал, сколько хорошего я мог получить от нашей соседки, тети Клары!
Она была одинокой и чопорной. Почему-то она безумно меня любила, хотя я принес ей огорчений не меньше, чем революция. Она пыталась привить мне любовь, как сейчас говорят, к серьезной музыке, любовь к театру, к немецкому языку. Но я рвался на улицу. Немецкий язык привился ко мне, как черенок яблони к водосточной трубе, а в серьезной музыке я дальше «Чижика-пыжика» одним пальцем так и не пошел.
В школе у меня тоже пытались найти талант. Мария Васильевна, моя первая учительница, вдруг решила, что я умею читать рассказ Зощенко. Меня, как рекрута, свели в Дом народного творчества, я добросовестно отмучился два занятия, затем удрал кататься на подножке трамвая. Не детского — взрослого, и не с правой стороны, а с левой, на заячьей площадке. Родители и тетя Клара ломали голову, в кого я пошел...
Да, я вам еще не представился. Так вот... Фамилия моя самая что ни на есть простая — Васин, а имя... Имя придумал отец. Видно, в годы, когда я появился на свет, он впервые прочитал Шиллера, потому что меня назвали в честь героя какой-то драмы Альбертом.
Я-то еще что... Альберт так Альберт, а вот моему братишке куда больше не повезло. Он был на год моложе. Неизвестно, чем увлекался при рождении брата наш отец, но братишку назвали Рогдаем.
Батька наш вообще был увлекающейся натурой. В детстве он не получил систематического образования, поэтому в зрелые годы продолжал самообразовываться. Когда-то по семейным обстоятельствам он бросил строительный институт на втором курсе. Работал отец прорабом. Величал он себя «потомственным солдатом»: наш прадед был простым солдатом, воевал в Болгарии с турками, наш дед был солдатом, воевал и сложил голову в Маньчжурии, мой отец... Он был рядовым красноармейцем в гражданскую, в финскую и в эту... Ушел добровольцем в первый день войны. А через месяц пропал, и я не знаю, где его могила. Он уехал и пропал без вести, рядовой Красной Армии, потомственный солдат России Васин Терентий Васильевич.
Целый год Великая война подбиралась к нашему городу: сначала ушли мужчины, потом стали приходить извещения: «Пал героем в боях за священную советскую землю...» Первые воздушные тревоги... Никто их почему-то не принимал всерьез. Даже в начале сорок второго года. На ночное небо смотрели, как на сцену балагана,— ждали от фокусника интересного фокуса. Многие мечтали потушить хотя бы одну немецкую «зажигалку», а мы с Рогдаем даже и не надеялись, что нам хоть когда-нибудь свалится с неба подобное счастье.
Первая фугасная бомба упала в детский городской сад.
Это был замечательный сад! Здесь всегда было полно ребятишек. Зимой в саду открывался каток, на катке устраивались карнавалы. Я два раза получал призы за костюм. Благодарить же нужно было не меня, а тетю Клару.
Уже не помню сейчас, какой у меня был костюм в первый раз, а вот на новогоднем карнавале у меня был...
Тетя Клара пришла к нам и сказала:
— Товарищ комиссар! (Это она так называла отца, потому что он был членом партии.) Вы совершенно не уделяете времени воспитанию вашего ребенка.
— Что там еще придумали? — оторвался отец от книги Чарльза Диккенса «Оливер Твист», которую он читал вслух. Отец восхищался Диккенсом и требовал, чтобы мы слушали, как он читает.
— Наступает Новый год,— сказала тетя Клара и достала из сумочки пачку ростовских папирос «Пушка».— Я прочла в «Коммуне», что на катке в Пионерском саду будет маскарад.
Валяйте, наряжайте его Красной Шапочкой,— дал согласие отец.— Что ему нужно?
— Два килограмма овса.
- Чего?—отец даже вздрогнул.— Альберт будет изображать любимого коня Буденного? Зачем ему овес?
— Я сошью ему костюм, за который взяла приз в гимназии Фолька,— пообещала тетя Клара.
И она сдержала слово. Она здорово придумала. Мать купила марли. Отец принес овса. Марлю расстелили в трех комнатах. Овес насыпали сверху. Смочили. Поливали. Овес пророс. Ростки были сантиметра два. И вот из этого «зеленого шума» мне и смастерили карнавальный костюм.