Замечательно быть артиллеристом!
Потом мы с завистью глядели, как по пустырю бежал боец с катушкой на спине. Катушка раскручивалась, провод разматывался, падал на землю. Ах, как здорово бегать с катушкой по пустырям! Вот бы нам так!
Потом мы глазели на бойцов, которые отдыхали в скверике. Тут же стояли пулеметы «максим», коробки с патронами; у деревьев лежали, как грабли, ПТР.
Потом мы смотрели, как копают землю. Почему-то все копали землю. Странные какие-то военные попались. Мы знали, что на войне наступают или отступают, но чтобы копать землю... Какая же это война? Не по правилам. Было жарко, люди обливались потом, над ними вились рои мух и комаров. Люди копали, копали, точно отрывали клад.
Однажды на улице Фридриха Энгельса прокладывали канализацию. Ковыряли улицу месяц. Тут за одну ночь сто канав вырыли. И что еще было удивительно, землю не бросали в сторону, куда попало, а бережно складывали перед окопчиками, пристукивали лопатками, как самое что ни есть ценное на войне.
Мы наслаждались созерцанием оружия. От этого увлекательного и, безусловно, весьма полезного для обороны дела нас отвлек Хасан.
— Где ходишь? Куда прешь? Куда пошел, а? Голова у тебя есть, да? Ты понимаешь, нет? — вылил он поток слов без передышки.— Я бегаю, понимаешь. Чего глядишь? Командир зовет.
— Кто?
— Кто, кто... Майор. Очень зовет. Куда идешь? Нельзя, там мины.
Всю дорогу до КП Хасан ругался. Мы не могли понять, за что.
Мы вышли с Придачи, пошли по лугу. Луг тоже был перерыт. Пришли на КП. Тут тоже рыли землю. Майор сидел в стороне, крутил ручку полевого телефона и кричал в трубку:
— Я Молодец! Я Молодец!
В стороне стоял броневичок. Около него прохаживался капитан. Мы с любопытством присмотрелись к броневичку.
— Я Молодец! Я Молодец! — еще раз похвастался в трубку майор и бросил ее.
Наверное, на том конце провода ему не поверили.
— Явились! — уставился на нас майор.— Где были?
— А! — поморщился Хасан.— Шалтай-болтай.
— Так и думал,— ответил майор.— Вот видите броневичок?
- Да...
— Идите к нему. Бегом! И чтоб через минуту духа вашего не было.
— Мы хотим остаться,— сказал я.
Нам, конечно, хотелось прокатиться на броневичке, но мы поняли, что нас гонят в тыл, и с этим были не согласны.
— Мы тут будем маму ждать,— сказал Рогдай и заревел в три ручья.
— Вояки! — плюнул с презрением майор.— Ревут... Вояки! Рева-корова, сена поела, опять заревела. Если я встречу Надежду Сидоровну,— добавил майор,— я скажу, где вы. Так будет лучше, чем вам болтаться здесь. Мимо нас она не проскочит! Капитан, идите сюда. Вы, кажется, педагог.
Подошел капитан, поправил очки на носу и сказал:
— Пойдете со мной — и никаких разговоров.
— Поезжайте спокойно,— заверил майор.— И не пищать!
Капитан сел рядом с шофером, мы — на задних сиденьях. В мирное время броневичок был рядовой райкомовской «эмкой», возил районное начальство по колхозам. Пришла война, райкомовских работников призвали комиссарами в армию, осиротевшую «эмку» тоже мобилизовали, надели на нее военный «мундир» из тонкой стали. Броня могла защищать разве что от мелких осколков, любая бронебойная пуля прошивала броневичок насквозь, но мы тогда не были искушенными в боевой технике, и машина привела нас в восторг, тем более что капитан разрешил встать, смотреть сквозь смотровые щели.
— Только ничего не трогайте,— приказал капитан. Броневичок, поскрипывая броневыми ребрами, ехал в тыл. Дорога была забита народом. По правой стороне дороги, по обочине, навстречу шли бесконечные роты солдат. Лошади тянули артиллерию. Проехали три машины, покрытые брезентом.
— «Катюши»! «Катюши»! — закричал Рогдай.
— Ишь ты! — отозвался капитан.— Стрелять-то умеете, вояки? Затвор у винтовки разобрать сможете?
— Разбирали затвор в пионерском лагере. И стреляли. Из малокалиберки,— похвастался я.
— Я из духового ружья в тире стрелял,— похвастался Рогдай.
— Воздух!..— вдруг закричал шофер.
Машина свернула с дороги, заехала в рожь.
— Вытряхивайся! Бегом в хлеб! Скорее!
Драпали резво, упали на землю. Странная штука война — без конца приходится бегать. Над дорогой пронесся самолет, раздались взрывы.
Откуда-то сбоку вылетели три тупорылых «ястребка» — И-16. В небе началась кутерьма. Два самолета немецких, три наших. Самолеты носились друг за другом, и вот из одного брызнул дым и потянулся, как пыль за машиной.
— Ура! — заорали во ржи.— «Юнкерса» подбили! Ура!
Самолеты, точно испугавшись криков, улетели.
Все смотрели, как из горящего «юнкерса» выпрыгнул человек, как раскрылся парашют, немецкий самолет ударился о землю за леском. Донесся гул взрыва, в небо полыхнуло пламя.