— Рота, стой! На-пра-во! Смирно! Вольно!
Я бросаю щиток, помогаю Шуленину снять с плеч станок. Шуленин смотрит на колеса от пулемета с такой ненавистью, что кажется, краска начинает пузыриться от его испепеляющего взгляда.
Прохладный ходит перед строем, держит в руках красную книжечку, деревянным языком втолковывает в наши головы прописные истины:
— Раньше наши войска были слишком густо эшелонированы, несли непоправимые потери от артогня, авиации, минометов и так далее. Мы обязаны действовать самостоятельно, каждый за взвод. Читаю: «Глава первая». Начну с пункта двадцать девятого: «Чтоб выполнить свою задачу в бою, боец должен уметь переносить всевозможные трудности и лишения, оставаться бодрым, мужественным и решительным и неуклонно стремиться к встрече с противником, к захвату его в плен или уничтожению:». Ясна установка?
— Так точно!
— Запомните, в пункте есть существенное изменение Не «нас не трогай, мы не тронем», а «неуклонно стремиться к встрече с противником, к захвату его в плен или уничтожению».
Я смотрю под ноги, украдкой ковыряю носком сапога комок земли. Хорошо, что дождик перестал. Выглянуло солнце. Вдалеке от окопа между туч тянутся к земле нити лучей, как паутинки. Скоро бабье лето.
«Конечно,— думаю я,— врага нужно уничтожать, но стоило ли из-за подобной чепухи надевать на людей сбрую, тащиться за сто верст киселя хлебать? Об этом каждый день в газетах пишут... И зачем тактические учения?»
Мысли мои далеко... Я забываюсь, думаю о прошлом...
Длинное в этом году лето! Не верится, что недавно я лежал на крыше Дома артистов, разговаривал с Орлом Беркутом.
Скоро ли отобьют у немцев Воронеж? Наверное, мама нас ждет дома, если немцы ее не убили за то, что ее муж, а наш отец ушел добровольцем в Красную Армию.
А что делает дядя Ваня, дворник? Небось стал полицаем, раз начал грабить город еще до прихода немцев.
— Ложись!
Я падаю на землю. Рядом падает дядя Боря Сепп. Остальные стоят в строю и смеются. Почему они не выполняют команду?
Прохладный подходит, я вижу его начищенные сапоги. Говорит:
— Встать! Лечь! Встать! Лечь!
Мы с дядей Борей выполняем команды: встаем, ложимся...
— На первый раз объявляю выговор.— предупреждает Прохладный.
Оказывается, он, чтобы выяснить, кто невнимательно слушает, тихо предупредил: «Сейчас будет команда «ложись», но всем стоять!» Я и дядя Боря замечтались.
Через час Сеппа, Рогдая меня и еще шестерых бойцов — полное отделение — оставляют, остальные бойцы во главе с Прохладным уходят в балочку — оборудовать стрельбище.
Как только Прохладный скрывается в овраге, старшина роты Брагин командует:
— Вольно! Еще вольнее! Перекур с дремотой. Алик, встать на стреме, как увидишь командира, свисти. Поспим, братва.
Он ложится на землю, скатку подкладывает под голову и сразу засыпает. Остальные бойцы располагаются с комфортом. Кто курит, кто травит байки...
«А ничего парень-то,— думаю про Брагина,— Не выслуживается».
Я всматриваюсь в сторону оврага — нрав младшего лейтенанта известен: обязательно появится неожиданно, будет проверять бдительность. И почему он такой дотошный в службе? Ему бы пора быть полковником, а он все в младших лейтенантах ходит.
Часа через полтора взлетают три красные ракеты и в овраге раздаются выстрелы. Брагин просыпается, надевает скатку.
— Подъем!
Прохладный выныривает из кустов, подходит, смотрит. Он понимает, как мы изучали действия одиночного бойца, но виду не подает. Предлагает старшине роты:
— Покажите-ка на личном примере, как окапывается боец в чистом поле!
Толик Брагин не спеша ложится, переваливается на левый бок, достает из чехла малую лопату, начинает ковырять землю.
— Плохо дело! — морщится Прохладный.— Забыли в госпитале, как окапывается боец во время боя.
И началось!..
Я запомнил тот день! Мы метались по чистому полю, как затравленные кролики. Падали, вскакивали, ползли, без конца копали. Сколько же вырыто за войну окопов и окопчиков, если за три часа занятий мы перерыли, как кроты, целое поле.
Прохладный был неутомим. Он ложился рядом, проверял сектор обстрела, ругался, что мы не умеем находить складки на ладони земли, а когда Сепп откинул в сторону камень, чтобы легче было копать твердую землю, Прохладный зашелся:
— Растяпа! Куда камень бросаешь? Впереди клади! За камнем башку спрячь... Ну-ка, прочь!
Он лег на место бойца и показал, куда нужно положить камень, чтоб прикрыть от пуль голову.
Командир мучил нас, он вымотался и сам. Он искренне, от всего сердца хотел научить окапываться в чистом поле, где даже мышь не могла бы спрятаться от пулеметного огня.