Потом мы пошли в овраг. Оказалось, что лучше всех отстрелялся Шуленин — сорок восемь из пятидесяти.
Время подошло к обеду, на огневой рубеж выходим Рогдай и я. Не знаю, как брат, я спокоен: слишком много впечатлений за день, я устал, и предстоящая стрельба из настоящего карабина уже не великая радость, а лишь часть тактического занятия. Как я мечтал стрельнуть из настоящей боевой винтовки!
Ложись! Пятью патронами заряжай!
- Боец Васин к стрельбе готов!
— Боец Васин к стрельбе готов!
— Огонь!
Впереди стоят мишени. Темный силуэт врага в немецкой каске на белом фоне. Где-то на щите круги с цифрами. Требуется попасть как можно ближе к центру, к десятке, чтоб набрать большее количество очков. Время неограниченное.
Я прижимаюсь щекой к прикладу.Ох, забыл поставить деления на прицельной планке!.. Ставлю. Целюсь. Прорезь совмещается с мушкой. А где мишень? Я не вижу мишени. Ах, вот она, в стороне, бегает, как живая. Так... Заслезились глаза. Проморгался. Надо подвести мушку, посадить мишень на мушку. А где прорезь прицельной планки? Нет прорези! Нет, хоть караул кричи, куда же она делась?
Приходится начинать сначала! Справа бухает выстрел. Он так неожидан, что вздрагиваю,— Рогдай пальнул.
«Начнем сначала...» — говорю я себе.
Наконец все совмещается, как требуется по наставлению. Начинаю нажимать спусковой крючок, карабин почему-то дрожит, как в ознобе, и раньше времени происходит взрыв. Приклад бьет в плечо, в ушах звенит.
«Послал за молоком!»
«Спокойно! Спокойно! — говорю я себе.— Ну, не попаду, что за это, в тюрьму посадят? Нет... Я на занятиях, я должен спокойно выполнить упражнение».
Рогдай торопится. Следует выстрел, и наступает тишина. Неужели выстрелил пять патронов?
— Боец Рогдай Васин стрельбу окончил!
Черт с ним! Я ловлю мишень на мушку, стреляю Перезаряжаю карабин, не спеша ловлю бегающую почему-то мишень. Стреляю опять. Патроны кончились. Может быть, недодали? Нет, я сам заряжал полную обойму.
— Боец Альберт Васин стрельбу окончил,— говорю я, не веря тому, что говорю. Вдруг патроны остались в магазине?
Встаю. Подходит боец. Я подбираю гильзы. Пять Все пять! Отдаю гильзы — каждая гильза идет в отчет
Потом мы бежим с Прохладным к мишеням. •
На мишенях множество дырочек. Какие мои?
Молодец! — хвалит Прохладный.— Двадцать три. Для первого раза отлично! Поздравляю!
— Откуда столько? — не верю я.— Это чужие.
— Нет,— заверяет Прохладный.— Каждая карандашиком отмечена. Считай... Четверка, пятерка, восьмерка и еще шестерка... Одна «за молоком» ушла.
— То первая.
Вдруг послышался непонятный звук, точно заурчал плохо закрытый кран. Мы обернулись.
У мишени на земле сидит Рогдай и горько плачет навзрыд, размазывая слезы по лицу. Горе у него неподдельное и неописуемое — он промазал: ни одна пуля не попала в щит.
— Ты что, ты что, Рогдай? — теряется командир роты,— Нашел над чем плакать! Ты же большой!
К нам бегут бойцы. Окружают Рогдая, каждый утешает как может.
— Научишься,— говорят ему.— Патронов навалом, оружие есть. Настреляешься.
— Боец Рогдай Васин,— говорит строгим голосом Прохладный,— продолжайте выполнять боевую задач; Берите ракетницу, три зеленые ракеты. Давайте отбой!
Всхлипывая, Рогдай переламывает ракетницу, вставляет патрон, поднимает «пушку» над головой. Выстрел гулкий, в небо взлетает зеленая точка...
Рогдай постепенно успокаивается и виновато улыбается.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вполне возможно, что не особенно интересно читать, как тянулась каждодневная служба, но я не могу не рассказать хотя бы об одном дне от подъема до отбоя.
чтоб читатель имел представление, что такое жизнь, регламентированная уставом. Тем более происходящее в тот день имело прямое отношение к последующим событиям.
Итак, наступил вечер.
После ужина бойцы чистили оружие: после каждой стрельбы полагалось драить карабины до блеска. Рог- даю и мне повезло — за нами не числилось личное оружие, так что мы могли лежать в палатке, набираться сил.
Рогдай дулся на меня в тот вечер. Странным человеком он становился. То, что я для него перестал быть авторитетом, еще можно понять, но завидовать... Завидовать мне и злиться на то, что я лучше стрелял,— смешно. Худо-бедно, я несколько раз участвовал в соревнованиях по стрельбе из малокалиберки. Я ведь старше почти на два года, сильнее.
В палатку ввалился Шуленин — принес махорку. Старшина роты Толик Брагин выдал довольствие за четыре дня. Табак шел по фронтовой норме — пачка «Саранской» в день на четверых или десять «беломо- рнн» на каждого.