В восьмом классе «Б» громоздились парты, снесенные сюда со всего этажа, лишь у классной доски было пространство. Летчики расселись за партами, некоторые залезли чуть ли не под потолок, сели на верхних партах, я забрался вниз, как в дот. Меня не прогнали, мужчина в майке покосился, увидев мою нашивку за тяжелое ранение, и ничего не сказал.
Прежде всего разберем тактику немецких асов,— начал говорить мужчина в майке, вертя в руках кусок мела. Он откусил кусочек мела, пожевал, проглотил.— Что такое ас?
— Летчик первого класса.
— Ас по-французски — туз. В первую мировую войну туза рисовали на фюзеляже после десяти сбитых самолетов. Из девяти тысяч сбитых в первую мировую войну самолетов пять тысяч двести шестьдесят четыре сбили асы. На нашем участке фронта немецкие асы действуют очень активно. Их задача — борьба за господство в воздухе. Летают на МЕ-109. Задача: «искать противника в воздухе, что делается на земле — не ваше дело»,— так написано у них в памятке. Прячутся в облаках, летают парами, с ведомым, который прикрывает ведущего. Бьют неожиданно, боя не принимают, уходят. Так вот, отвечаю на вопрос, почему мы не пошли сегодня в бой.
Мужчина в майке покосился на меня и спросил:
— Мальчик, ты кто такой?
— Рядовой Васин, рассыльный по штабу.
— Что же ты здесь сидишь?
Я не знал, что ответить. Я покраснел и вдруг почувствовал, что зареву безутешно, если меня прогонят из класса.
— Мне нужно знать про асов,— сказал я.
— Пускай сидит,— сказал кто-то.— Пусть учится, может, пилотом станет.
— Ладно, сиди и молчи! — дал «добро» мужчина в майке.— Наша эскадрилья переводится на статут асов. Ясно? Задача — разминировать воздух. Они объявили «зону истребления». Удары их чувствительны Налетят, как стервятники, долбанут — и ушел в облака. Так вот, мы должны стать охотниками за охотниками. Немец всегда стремится выйти из боя с набором высоты и подставляет живот. Это у ME-109 самое слабое место. Пилот защищен лишь парашютом и загнутой от спинки броней.
Я сидел и не дышал. Я следил за руками мужчины в майке, у него в руках были макеты самолетов, он показывал, как нужно атаковать сверху, снизу, со сторон, как выходить из боя, как прикрывать товарища...
— Маневр служит интересам огня,— поучал он.— Первое, самое главное,— превосходство в высоте. Поэтому во время боя всегда должно быть преимущество в высоте. Одна пара ведет бой, вторая патрулирует сверху. Какие данные у «мессера-109»? Скажи ты!
Ответ того летчика я запомнил на всю жизнь.
— Потолок «мессера» — девять тысяч метров, расчетный — одиннадцать тысяч, набор — пять тысяч метров за пять целых и четыре десятых минуты.
Ответ потряс меня: «мессер» меньше чем за шесть минут набирает высоту в пять километров! По ровному месту идти спорым шагом целый час.
Летчики перешли к обсуждению поставленной задачи, я ушел из класса — пора было возвращаться в штаб. Я спускался по лестнице школы на первый этаж и все думал: «Пять километров высоты за шесть минут!» Цифра подействовала на мое воображение, в ней было что-то неизбежное, как в законе тяготения Земли. •
Где-то играло пианино... Наверное, в спортзале. Я пошел к спортзалу. Дверь оказалась открытой.
За пианино, выдвинутым к окну, сидела знакомая девочка Рита Майер. Перед ней лежали ноты, рядом стоял ее дедушка, слепой скрипач. Он, запрокинув голову, отсчитывал такты, притопывая.
— Раз, два, три... Раз, два, три... Минуточку, Риточка, девочка. Прошу сыграть последний вальс Шопена Нет. нет, не то! Не тот, последний, четырнадцатый. Прошу!
— Дедушка,— сказала девочка грустно,— инструмент расстроен.
— Знаю, знаю! Другого нет — значит, будем работать на этом. И... начали!
Девочка заиграла.
Я спрятался за дверь и слушал... Я видел, как пальцы у Риты бегали по клавишам, лицо у нее было серьезным, как у летчиков, когда они слушали бой по приемнику. Пальцы у девочки жили самостоятельно, и казалось, их очень много, не десять, а пятьдесят или сто. Девочка чем-то очень напоминала летчиков...
И я понял чем: сознанием важности того, что она делала, чувством собственной нужности.
Я еще никогда не ощущал необходимости в себе.
Во дворе стоял сломанный велосипед. Его руль торчал ручкой в небо. Восьмерка на переднем колесе, порванная передача — немые свидетели моей беспомощности.
Что делать с велосипедом?
Я думал... Искал выход. И когда осознал, что выхода нет, он нашелся — дядя Федя, старший сержант с зенитной батареи, он все умеет делать. Я знал, что он работает в колхозной кузнице. Его и двух парней — косая сажень в плечах — временно откомандировали с батареи на кузнечные работы. Они и ночевали в деревне, чтобы не тратить время на переезды.