— Рота, в ружье!
Бойцы выскакивали из палаток, на ходу завязывая обмотки, натягивали гимнастерки. Не зря Прохладный натаскивал роту, как гончих на волка.
Наступил момент, в предвидении которого младший лейтенант не давал нам спокойно спать,— боевая тревога.
Четко расхватали оружие из пирамид, выстроились. Замерли. Ели глазами начальство и украдкой косились в сторону столов для чистки оружия — на среднем лежало тело рядового Сеппа, накрытое шинелью.
Появился младший лейтенант Прохладный, с ним политрук Иванов и еще командир, старший лейтенант. Как его фамилия, не знаю, известно лишь, что служил он в СМЕРШе — особом отделе авиационного полка.
Рота, смирно! Вольно! Поглядите туда! — показал Прохладный пальцем на столы для чистки оружия. - И запомните: лежит ваш товарищ. Про мертвых плохо не говорят. Но... чем он занимался на посту? Дайте сюда!
Политрук достал из планшетки какую-то финтифлюшку.
— Посмотрите. Ознакомиться всем! — приказал Прохладный.
Финтифлюшка пошла по рукам. Это оказалась поделка из желудей и разлапистого корня ольхи — маленький добрый гномик с детской улыбкой. Он улыбался, точно приветствовал: «Здравствуйте! С добрым утром!»
— Вот чем занимался на посту рядовой Сепп,— прерывисто продолжал Прохладный,— Игрушечку резал... Игрался! На боевом посту... В военное время. Службу нес... Старший лейтенант, ставьте боевую задачу!
Прохладный расстегнул ворот гимнастерки, начал растирать сердце рукой. Шрам на его лице был пунцовый; казалось, что шрам светится, как рубец на стальной плите после сварки автогеном.
Старший лейтенант-особист, прохаживаясь перед строем, простуженным голосом говорил:
— Сегодня ночью, около двух, на посту убит часовой. Колющим оружием в область сердца. Немецкие диверсанты в количестве шести человек...
— Меньше,— перебил Прохладный.— Трое. Три следа.
— Будем считать, шестеро...— сказал старший лейтенант.
— Трое! — зло повторил Прохладный.— Отвечаю головой.
— Число диверсантов точно не установлено,— сказал старший лейтенант.— Они убили часового, сняли с подбитого самолета приборы. Ближайшие части подняты по тревоге. Предупреждено население. Будем прочесывать местность. Задача — любой ценой взять немецких диверсантов. Самое важное — не позволить переправить через линию фронта вооружение с «яка». Вы скажете? — обратился он к политруку.
— Товарищи! — сказал капитан Борис Борисович и поправил левой рукой редкую шевелюру.— Притупилась бдительность. И за это платим...
— Рота! — скомандовал Прохладный.— Запомнили приказ старшего лейтенанта?
— Так точно!
— Теперь запомните мой. Ищите троих. К сожалению, поиск возглавляю не я. На-пра-во! Прямо бегом марш! Васины, Васины, вон из строя! Сено-солома, детский сад! Остаетесь в расположении. Дежурный, дежурный по роте, прими подмогу. И построже. Чтоб не играли в куколки на посту.
Рота убежала... В ночь, в лес, в поля искать врага, убийц-фашистов. И сразу стало тихо в соснячке, и сразу стало слышно, как шумят верхушками деревья. Они шумели и вчера, и позавчера, они шумели здесь на ветру вечность. На столе лежал дядя Боря, мой друг, мой солдатский дядька.
Странная штука смерть! Что-то нарушили в человеке, самую малость, и он еще есть, человек, и его уже нет и никогда не будет. Не повторится. Я понимал, когда убивали врагов, но я не мог понять, как умирают друзья. Это вроде бы как умер я. Мой мир, мое восприятие мира, то. что вижу, слышу, чувствую,— мое «я». Я неспособен примириться с тем, что вдруг перестану слышать, главное — видеть и мыслить, а дядя Боря Сепп погиб и никогда не возникнет вновь, сколько бы людей ни появилось на земле. Обидно! Когда я умру, мир — пусть на самую крошечку, малость — обеднеет.
Мертвый не страшил — только не верилось, что, если его позвать, дядя Боря не откликнется. Теперь мы никогда не поговорим с ним о книгах, о Стеше... Он вчера работал на пару со Стешкой. Они так похожи друг на друга. Это он для нее вырезал гномика. Для нее! Где гномик?
«Обязательно раздобуду гномика и отнесу Стешке»,— решил я.
— Васины! — позвал дежурный по роте.— Четверо, вас двое, всего шестеро. Вот и держи оборону неполным отделением. Давай-ка, берите ракетницы, на вас оружия нет, ракет наберите побольше, по две ракетницы возьмите. Сядьте у навеса и не мозольте глаза, а то еще подстрелят ненароком свои. Кто идет, значит, кричите: «Стой, стрелять буду!» — и ракету вверх. Если бежит или прет на тебя, валяй ракетой, как из охотничьего ружья жаканом. В лес не заходите. Страшно? Ежели страшно, то марш в палатку.