— А тебе страшно? — спросил Рогдай.
— Как сказать! — ответил дежурный по роте.
Мы пошли к навесу. Под навесом стоял спортивный конь. Прохладный доставил его в роту из школьного спортзала, чтоб крутить на нем разные упражнения, закаляться физически. К счастью, при транспортировке у спортивного снаряда кто-то открутил ручки. Ручки затерялись.
Я сел на коня.
- Зачем вылез? — зашипел Рогдай.— В темноте- то, запомни, видно силуэт на фоне неба. Плохой ты разведчик, никогда из тебя разведчика не получится.
— Верно,— согласился я, но с коня не слез.
Брат залег, как в траншею, между пустыми ящиками из-под колючей проволоки, притаился.
Серая мгла ползла с болот. Пронизывающий липкий туман накрыл палатки, звуки тонули, вязли в тумане.
Голос Рогдая стерся, отдельные слова слились в неясное бормотание:
— Бы-бы-бы-бы...
Враги ходили где-то рядом. Наверное, я потому и не боялся их, что еще не свыкся с мыслью, что дядю Борю зарезали.
Я соскочил с коня и пошел к столам для чистки оружия. Я подошел, откинул полу шинели с лица Сеппи. Глаза закрыты...
Нет, я не понимал, что такое смерть!
Подошел дневальный с лопатой. Винтовка за плечами.
— Алик,— сказал он,— бери лопату. Пошли копать.
— Чего копать?
— Похороним. Жалко парня. Конечно, кто знал, что фрицы рядом? Зазря погиб.
Мы рыли могилу у дороги. Перерубали корни деревьев, земля попалась сухая, с песочком.
— Шикарное место,— сказал со знанием дела дневальный.— Сухое.
Не может быть такого! Это несправедливо! Глупо! Чудовищная неправда!
Но это была реальность, а значит — жизнь.
— Уведите Алика.
— Не для пацанов война.
— Не привык еще...
— Было бы к чему привыкать. «Не привык...» Пошли, сынок! Сынок, опирайся на плечо. Пойдем Не поправишь дела. Мертвых не воскресишь.
— Крест бы поставить на могилку.
— По-теперешнему крестов не ставят. Дощечку. Или пропеллер.
— Я вырежу дощечку, поставлю. Надпись сделать’ Ежели чернилами, то дождь смоет, выжечь бы каленой проволокой.
И все? Это и есть смерть?
Мы вернулись в расположение, бросили лопаты. В кустах послышался треск, видно, какое-то животное продиралось к нам.
Из тумана выкатился комок. Комок залаял, запрыгал, стараясь лизнуть в лицо.
— Глянь, Бульба объявилась,— сказал радостно кто-то из бойцов. Бульба! В хозяйстве прибыло.
— Она. Нашлась. Вернулась! Псина, ты откуда? Ох ты, псина! Вернулась. Сколько ее не было — две недели пропадала. Нашла дорогу.
Отощавшая Бульба носилась по лагерю, обнюхивала палатки. Она вернулась из далекого тыла, куда ее отправили на попутной машине по приказу Прохладного Бульба проверяла владения — не появилась ли в роте другая псина? У нее были свои заботы — конкретные, собачьи.
Бойцы сели за столы, закурили, продолжая переговариваться короткими фразами:
— Секретные приборы, выходит, отвинтили с «яка», стибрили фашисты.
Выходит, стибрили.
— Как узнали-то, где ероплан лежит?
— «Костыль», говорят, выглядел, куда села подбитая машина. Засек, известно.
Чисто сработали.
— Они мастаки. Обучались...
— У нас под Стрыем, в Западной Украине, целый взвод вырезали ночью. В первую неделю войны.
— Немец?
— Не... Местные бандиты. Бандеровцы.
—В Латвии тоже в спину стреляли.
Эх, и где не гниют русские косточки!
Сепп-то не русский, эстонец вроде.
— Я не про то, я про русскую армию. Он в русской армии службу нес. Считай, русский. Суворов в Италии воевал. И там русские кости легли.Если подумать, вот назови хоть одну войну, в которую Россия вступила подготовленной? Не придумаешь. Нет такой войны.Есть, наверное... Должна быть.
— Какая? — спросил дежурный по роте, — С татарами? Иль с французами? Может, с японцами? Или в первую мировую?
— Наверное, есть, если подумать,— не согласился боец.
Их разговор был до обидного спокойный, размеренный.
От навеса взвились в небо ракеты. Через секунду еще две. Они запрыгали по земле, ударяясь в березы. Шипя н разбрызгивая огонь.
Стрелял Рогдай. Схватив наперевес винтовки, бойцы побежали к навесу. Я пошел следом, даже не взведя курки у ракетниц. Перед глазами стояло белое лицо дяди Бори и черные комья земли, которые сыпались на его закрытые глаза, на рот, волосы...
Бульба заливалась колокольцем, кто-то громко, от души матерился в кустах.
Оказывается, Рогдай обстрелял ракетами старшину роты Брагина. Толик приехал в подразделение на огромном неповоротливом рыжем битюге.
«Рыжий красного спросил, где он бороду красил?» — почему-то пришла на ум детская дразнилка.