«Чего давай?» — соображал я. Я не узнавал места. Днем я тут тысячу раз гонял в футбол, кувыркался, загорал, а теперь не могу понять, где мы. В городе не светился ни один огонек. Не за что было зацепиться взглядом. Где-то здесь спускается к реке улица Дурова.
— Давай, давай!
— Погоди! Не узнаю.
— Заблудился?
— Тут блукать негде. Не узнаю места.
— Чего не признал?
— Незнакомое место.
— Не шути, Альберт Терентьевич.
— Дай подумать.
Два бойца с РПД расползлись в разные стороны. Валяй к воде,— посоветовал старшой.— Может, лучше сообразишь.
— Ладно.
Я скатился с берега — он оказался скользким, точно его намылили. Сел. Я разозлился. И на себя и на разведчиков... Ночью все выглядело иначе... Черным.
Я встал и пошел. Не умею я ночью ползать на брюхе и соображать, где нахожусь. У меня мозг иначе устроен.
«Так...— рассуждал я.— Водокачка. Вот она. На месте. Взорвали — не имеет значения. Здесь где-то была дорожка. По ней к броду спускались».
Я почувствовал, что нашел ее. Честное слово! Не видел, а почувствовал, что стою на ней. И это меня так обрадовало, что я забыл дать условный сигнал голосом промяукать, что ли, или прокричать птицей.
Где-то был мелкий заливчик. Есть! Вижу! Блестит река, сюда забегает.
Я хотел было пройти дальше по берегу, чтоб получше разобраться в приметах, но сильно ударили под коленки] я упал. Одновременно на правом берегу взлетела ракета. Ослепительная и злая.
— Нашел! — зашептал я, потому что благодари ракете смог увидеть противоположный берег, куст, на который мы равнялись, когда переходили реку.- Нашел!
Двинули по затылку, я уткнулся носом в землю.
— Нишкни! — зашипел боец с ручным пулеметом.—^ Замри, обормот.
Ракета догорела и упала в реку.
— Не сердись, Альберт Терентьевич,— сказал боец.— Дурак же ты! Выдал бы... Чего под носом у фрицев гуляешь, как в школу идешь? Извини, что ненароком пришиб, рука у меня тяжелая.
— Говори, а рукам волю не давай,— сказал я с обидой.— Думаешь, сильный, так... Обрадовался. Нашелся силач.
— Нечаянно... Сгоряча.
— Ну, как, как? — послышалось сбоку. Подполз старшой группы,— Нашел? Даю сигнал.
Старшой обернулся, распустил маскхалат, как летучая мышь крылья, замигал фонариком. С немецкой стороны не видно было сигналов.
Пока он сигналил, меня опять начали одолевать сомнения — правильно ли я сориентировался, не ошибся ли. Когда горела немецкая ракета, я отлично видел приметы, навалилась темнота и дождик — и я не верил себе.
Где-то стреляли. У Чернавского моста ударили минометы, залились пулеметы... Может, нас обнаружили? Почему тогда стреляют у Чернавского?
Оказалось, что в районе улицы Степана Разина немцы не могли хорошо контролировать окраину города, они нервничали и стреляли всю ночь «наобум Лазаря».
С тыла подползли люди.
— Трогай! Пора! Иди, иди, не отстанут!
Пригнувшись я вошел в воду. Обожгло. Вода холоднющая... Это не на Первое мая открывать купальный сезон. Светит солнышко, ребята подзадоривают друг друга. Разденешься, прыгнешь в воду — и сразу к берегу, выскочишь как ошпаренный, довольный, что показал смелость. Потом хвастаешься в школе, во дворе, что купался. Во какой герой!
Может, зря вызвался переводить людей через реку?
Сейчас повернусь, упаду на берег и скажу, что вода слишком холодная и страшная. А как же тетя Клара? Ей тоже идти почти по пояс в осенней воде. Я обязан пересилить себя, раз она идет за мной.
Я шел в ледяной воде через реку и не думал, боюсь я или нет.
Я не оборачивался: знал, что за мной идут. Вода Поднялась до колен. Дух захватывало. Лишь бы не сбиться с брода! Тетя Клара ухватила меня за плечо, дышала мне в затылок. Она не умеет плавать. Она верит, что я выведу ее на противоположный берег.
Герой, героизм... Это уже потом, когда появляется возможность осмыслить содеянное; в момент, когда ты делаешь это, то не думаешь. Мне требовалось выполнить приказ — вот и все. Три месяца воинской службы ушли на то, что я приучился выполнять приказы, не капризничал и не говорил: «Почему я, почему не другой?» Раз мне приказали перейти реку — значит, я обязан это сделать. И все!
Я шел... Глубина стала по пояс.
«Где же поворачивать? Где-то здесь нужно поворачивать влево,— стучала мысль.— Эх, зря тетя Клара вцепилась в плечо, как рак! Отпустила бы. Я бы прошел вперед, попытался, разведал бы...»
Но она не отпускала — она не умела плавать, и она верила в меня.
... И тут я чуть не сорвался на глубину.
Отпрянул. Почувствовал, что впереди глубина с ручками и ножками. Точно глаза выросли на ногах. Впереди глубина.